На одном языке. Как цирковые представления дополняют элементами театра
Цирк на Фонтанке продолжает отмечать свое 145‑летие, и одним из главных событий праздничного сезона стал I международный цирковой фестиваль «Без границ». Программа объединила целый каскад номеров — гимнасты и акробаты, жонглеры и клоуны, дрессировщики и иллюзионисты… Вошли в нее и три номера, в работе над которыми принимала участие Виктория КОНОВАЛОВА, режиссер театра, ученица Романа Виктюка. Виктория уже поставила для цирка две программы — «Одиссею» и сказку «Вместе целая страна», в них цирковое искусство сплавлено с театром и музыкой. Сейчас идет работа над рождественским представлением, тоже дополненным элементами театра.
ФОТО Алексея КОНОВАЛОВА
— Виктория, как получилось, что вы работаете не в театре, а в цирке?
— Я окончила режиссерское отделение факультета музыкального театра в ГИТИСе. Училась в мастерской Романа Виктюка, работала в его театре, но уже тогда он говорил мне: «Иди сама!». И я шла, пробовала себя в режиссуре в разных городах по всей стране.
А главным художником в театре у Романа Григорьевича был и остается его очень верный друг — Владимир Александрович Боер, заслуженный художник России. Это он предложил мне попробовать поработать с цирком и познакомил с Татьяной Владимировной Бушковой, которая теперь стала заместителем директора Росгосцирка…
Да и Роман Григорьевич Виктюк с цирком дружил. В начале творческого пути он преподавал в цирковом училище, потом у них были какие‑то совместные планы с Татьяной Владимировной, которым не суждено было сбыться.
Словом, Владимир Александрович дал мне шанс попробовать. И я поставила новогоднюю сказку, аккуратно, быстро. Потом случилась пандемия, и все встало. Но когда пошел новый вдох, Татьяна Владимировна предложила мне проект…
— Почему именно вам, театральному режиссеру?
— Внутри цирка, всей этой сферы есть желание сделать творческий переворот или поворот, в нем мне предложили поучаствовать. Если раньше ценились только сами трюки, красивые костюмы, одним словом — шоу, то теперь есть запрос еще и на сюжет, содержание, эмоцию, выразительность… Другой язык. В этом и заключался коммерческий ход — позвать человека извне, который не понимает циркового языка, но у которого есть свой.
— До этого у вас был опыт работы для цирка?
— Когда‑то в Ярославле я ставила спектакль «Бременские музыканты», и он был обозначен как музыкально-цирковое представление. Я приглашала клоунов, они учили артистов, мы жонглировали. Но в театре это была только одна краска из многих.
В самом цирке первую работу я сделала с трио Шарковичей (это эквилибристы на свободной проволоке, которые сейчас участвуют в программе «Вместе целая страна»). Тогда они работали в омской программе, и номер их состоял из тех же трюков, но это была игра про морячка и морских красавиц (одна из них — жена Сергея Шарковича, другая — дочь). Они уже много лет жили в этих образах, и мне захотелось предложить им новые. Я начала думать, каким может быть характер героя. Так появилась тема балалайки, струны, Иванушки, русской сказки. Та постановка была сделана полтора года назад, а сейчас я ее забрала сюда.
— Цирковые артисты легко соглашаются на преображение, входят в новую историю, нового персонажа?
— Им можно предложить сыграть персонажа, но он должен быть близок их природе. Надо вглядеться в артиста, попасть в его суть. Где гарантия этого попадания? Ее нет. И он тебе гарантию на то, что будет перевоплощаться, тоже не дает. У него тройное сальто, огромная зона риска… Какие перевоплощения?
Я разговаривала с артистом, у которого была очень серьезная травма. Спросила, как так получилось. А он ответил, что режиссер попросил его поменять трюки местами, делать их в другом порядке, и он согласился. Но тело не успело переключиться, потому что 25 лет мышцы срабатывали определенным образом, а тут что‑то поменялось. В итоге — тяжелейшая травма, полтора года восстановления.
Образ, который они берут, закрепляется у них минимум на два года, максимум — на всю жизнь. Когда ты им показываешь эскиз нового персонажа, степень их сосредоточенности крайняя, потому что они понимают, что им с этим жить.
— То есть вам приходится собирать представление, спектакль, как пазл, из уже готовых номеров?
— Да. Это в театре постановка начинается с пьесы, материала. В цирке невозможно написать сценарий, под который ты потом будешь собирать номера. Никто тебе не даст номера по твоей подборке. Надо придумать, как встроить в действие то, что у тебя есть.
— Вы сами пишете сценарии к своим цирковым постановкам?
— Тут все делаешь сам. Нет постоянной команды, платформы, на которую можно опереться. В театре существуют художественный совет, художник, балетмейстер, помощник режиссера, завлит, и они рядом, никуда не денутся до самого выпуска. В цирке ты никого не поймаешь, непонятно, кто в каком городе, когда приедет. В этом огромная сложность. В этом же огромная прелесть. Это предельно честная работа. Что ты придумал, то и увидишь. Что недоработал, то поедешь дорабатывать.
— Часто приходится дорабатывать?
— Всегда. Это театральная премьера выпускается практически готовой, и дальше спектакль начинает жить. Здесь совсем не так. Программа может дорабатываться в течение полугода, года, двух… Степень шлифовки у цирковых поразительна. Они поздравляют друг друга не с премьерой, а с началом.
В Петербурге мне предстоит исправлять ошибки в постановке «Вместе целая страна». И потом это будет уже чуть‑чуть другой спектакль. А когда артисты уедут из Петербурга, я снова поеду за ними. Для них это нормальная ситуация. Программа все время растет, и где у нее вершина, я не знаю.
— Какие именно ошибки вам нужно исправить?
— Есть перекосы по свету, по балансу видео и света, в каких‑то эпизодах потерян конфликт, основное событие в сцене. Наш герой Петрушка пришел в самый последний момент, он вскочил бегом, и теперь его линию нужно распределить по всему спектаклю.
Еще там есть «закадровый» текст. Мы с моим мужем Алексеем, солистом музыкального театра, записывали его сами, в один микрофон. Сейчас поедем переписывать, и я хочу попробовать ввести детский голос, чтобы Петрушка говорил, как ребенок…
— Сколько у вас постановок в цирке?
— У меня три спектакля — «Одиссея» (она сейчас в Нижнем Новгороде), «Счастливый билет» (в Рязани) и «Вместе целая страна» в Петербурге. Но мы уже сочиняем следующее предложение — рождественскую сказку. Она будет делаться на основе той программы, которая идет в Цирке на Фонтанке, с теми же артистами, теми же трюками. Зато мы поменяем персонажей почти всем, переоденем их, будет новая музыка. Мне хочется сделать именно петербургскую историю, реверанс городу.
— Вы уже чувствуете себя в цирке своей?
— Я еще совсем новичок, не привыкла работать с той скоростью, как они хотят, с той четкостью и жесткостью. Цирк не похож на театр. Он бесшабашный, быстрый, резкий. Но я вижу, что возможности и перспективы работы в цирке абсолютно сногсшибательны. Реализация себя как режиссера, художника в цирке колоссальная.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 216 (7299) от 17.11.2022 под заголовком «Цирк и театр. На одном языке?».
Комментарии