Искусство оперной дипломатии. Сергей Лейферкус дал сольный концерт в Филармонии
Сергей Лейферкус, продолжающий отмечать полвека творческой деятельности, выступил с сольным концертом в Малом зале Филармонии, составив программу из двух петербургских вокальных циклов - «Прощания с Петербургом» Глинки и «Песен и плясок смерти» Мусоргского.
Таков Сальери в исполнении Сергея Лейферкуса. ФОТО Алексея СМАГИНА предоставлено пресс-службой национальной оперной премии «Онегин»
Творческая биография Сергея Лейферкуса связана с тем поколением российских певцов, чьи карьеры резко сменили направление в лихие 1990-е. Мариинский театр потерял тогда целую когорту молодежи, рванувшей на заработки в Европу. Судьба Сергея Петровича с 1992 года оказалась связанной с ангажементами в лондонском Ковент-Гардене, а далее - везде.
Сегодня из Интернета можно узнать, что страной его жительства является Португалия. Отношения с художественным руководством Кировского-Мариинского, солистом которого Лейферкус был с 1978-го по 1992 год, не сложились. Но все же он выступил в 2008 и 2009 годах в Концертном зале, в 2010-м спел барона Скарпиа в «Тоске» Пуччини на исторической сцене, а в 2016-м - Алеко в одноименной опере Рахманинова в концертном исполнении.
Сергей Лейферкус выстраивал свою судьбу очень рационально, просчитывая каждый шаг, и если закрывались одни двери, он уверенно открывал другие. Его манеры - и сценические, и в обычной жизни - часто напоминают манеры дипломата, постоянно контролирующего обстановку, очень внимательного и обладающего цепкой памятью.
В этом пришлось вновь убедиться, когда певец стал отвечать на вопросы из зала, что не было запланировано в программе вечера, но вызвало у публики интерес не меньший. Одним из ответов стал ответ о любимом партнере: оказалось, что для Лейферкуса им стал Пласидо Доминго, приглашавший Сергея Петровича исполнять партию Яго в «Отелло», где сам пел титульную роль на закате теноровой карьеры. Поэтому вопрос о вокальном долголетии отпал: у баритона был отличный учитель и продолжает им оставаться. Обоих музыкантов ведут по жизни крепкая вокальная школа, профессионализм высочайшей пробы, требовательность к себе.
Стандарты, предъявляемые этим исполнителем к пропеваемому слову, чрезвычайно высоки. Еще одним его достоинством всегда был артистизм, лицедейство, приправленное иронией и скепсисом. Поэтому одной из его лучших партий был иезуит Рангони в «Борисе Годунове» Мусоргского, особенно когда партнершей выступала Ольга Бородина.
В конце минувшего года Сергей Лейферкус представил в Большом зале Филармонии своего Сальери в концертном исполнении «Моцарта и Сальери» Римского-Корсакова. Моцарта исполнял Дмитрий Корчак, и этот дуэт оказался конгениален композиторской партитуре, да и маленькой трагедии Пушкина тоже. Оба считывали тонкие слои нот и букв, продемонстрировав, что не нуждаются ни в какой инсценировке - им достаточно музыки и самих себя.
Два петербургских цикла в Малом зале Филармонии Сергей Лейферкус исполнял вместе с пианистом Семеном Скигиным, давним другом и партнером. Лейферкус пел эти нежнейшие акварельные романсы и песни строго, с чеканным словом, несколько старомодно, как раньше пели классику, чтобы комар носа не подточил. В этом отношении к музыке как к тому, что находится на высоком, недоступном для смертных пьедестале, слышалась школа и культура в ее охранительном смысле - то, что удерживает традицию, не позволяя распасться цепочке, соединяющей эпохи.
Строгому настрою певца идеально соответствовали два первых номера цикла - романс «Кто она» на слова из поэмы Нестора Кукольника «Давид Риццио» и «Еврейская песня» на слова из его же трагедии «Князь Холмский». Его горделивая осанка пригодилась и в рыцарском романсе Virtus antiqua, и в фантазии «Стой, мой верный, бурный конь». В иных романсах, как, например, «Жаворонок» или «Колыбельная», не хватало покоя, легкости в прорисовке деталей. Безоговорочной удачей стал финал этого цикла - «Прощальная песня» (из ее боевых интонаций выросла не одна массовая советская песня).
«Песни и пляски смерти» Мусоргского получились в интерпретации Сергея Лейферкуса страшными, абсолютно беспросветными даже там, где и композитор, и многие исполнители старались дать маленький луч солнца. Баритон развернул картину всевластной смерти в финальной песне «Полководец», живо напомнив полотно «Всадники Апокалипсиса» Дюрера. Чтобы вывести публику из транса, ему пришлось исполнить на бис комические сценки Даргомыжского - «Червяк» и «Воротился ночью мельник», а также томный романс «Ночь» Рубинштейна.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 043 (6441) от 11.03.2020 под заголовком «Искусство оперной дипломатии».
Комментарии