Джаз, книги и арфа

С 1 по 3 июля наш город вновь напомнит о себе как о столице российского джаза. Откроются сразу два фестиваля – «Свинг белой ночи» в Джазовой филармонии и «Петроджаз» – на площади Островского. «Петроджаз» на протяжении почти десяти лет возглавляет Иннокентий ВОЛКОМОРОВ, который рассказал о том, как возник и развивался этот проект.

– Иннокентий, по образованию вы филолог. Ваша книга «Легенды филфака» в свое время пользовалась немалым успехом. Как в вашей жизни пересеклись два параллельных мира: литература и музыка?

– Вся моя семья связана с искусством: отец – театральный режиссер, мать – актриса. Отец возглавлял театры в разных городах – моя семья очень много переезжала. В конечном итоге мы переселились в Ленинград – папу назначили художественным руководителем Театра Балтийского флота в Кронштадте. Я вырос за кулисами. Дедушка с бабушкой были певцами.

Несмотря на то что отец негативно относился к моему увлечению театром, я с первого класса возглавлял школьный драмкружок. Как только поступил на филфак, сразу стал организовывать разные филологические вечеринки: день первокурсника, день филолога и так далее, начал издавать стенгазету. Кроме того, я собрал собственную группу. В то время организовать сольный концерт было очень сложно, мне говорили: «Если бы вы сделали фестиваль, тогда была бы возможность арендовать дом культуры и продать билеты». Так я стал организовывать рок-фестивали.

В 1992 году страна полностью изменилось – вдруг все разрешили, и я выпустил самиздатовский журнал «Новая музыка». Потом уехал в Англию, где работал на BBC. Мне удалось смонтировать несколько интересных передач, а также печатать на служебных ксероксах журнал «Новая музыка». Но потом я понял, что хочу жить на родине, и вернулся. Знание английского языка способствовало тому, что меня брали на работу в иностранные фирмы. В качестве хобби я продолжал организовывать фестивали.

– Как рождались идеи?

– Я представляю себе фестиваль как единый спектакль. Мой отец в конце 1970-х годов ставил первые отечественные мюзиклы. Я все это видел и, когда планировал фестивали, хотел превратить происходящее в музыкальное шоу с завязкой, кульминацией и развязкой. Эта же философия сохранилась и в джазовом фестивале.

– В какой момент увлечение рок-музыкой сменилось любовью к джазу?

– В 2005 году друг, с которым мы когда-то работали вместе, позвал меня стать директором джазового фестиваля, который он учредил в 2003 году. Я согласился, ушел от прочих посторонних занятий и посвятил себя фестивалю.

– Вам раньше приходилось взаимодействовать с джазовой культурой Ленинграда – Петербурга?

– Во времена моей юности самые интересные проекты рождались на стыке рок-музыки и других жанров. Сейчас, на мой взгляд, в отечественной рок-музыке не происходит ничего стоящего – все вторично. Наверное, уже никто не сможет достигнуть уровня таких групп, как «Кино» и «Аквариум», по количеству новых идей, поэтических, эстетических и социальных. Поэтому сегодня самое любопытное происходит в джазе.

– Джаз перестал быть музыкой старшего поколения?

– Да, джаз меняется. Новое поколение музыкантов усвоило опыт своих предшественников и добавило другие стили. Джаз – это открытая музыкальная культура, которая постоянно вбирает в себя что-то новое. Сейчас темп жизни ускоряется, границы между государствами становятся гипотетическими, стремительно происходит взаимопроникновение разных культур. Везде наблюдается фьюжн – сплав разных национальных традиций. Меня потому и позвали возглавить фестиваль, чтобы молодая публика перестала воспринимать джаз как что-то окаменелое.

– За эти десять лет вы стали знатоком джаза?

– Вовсе нет, я до сих пор не могу назвать себя специалистом в этой области, наверное, потому что слишком поздно начал свой джазовый путь. Но мы сотрудничаем с лучшими профессионалами. Для меня мерилом всегда был и будет Владимир Борисович Фейертаг. Когда я был студентом-первокурсником, этот удивительный человек приезжал в наше студенческое общежитие читать лекции о джазе, но рассказывал о современной культуре в целом. Разумеется, мы, молодые и злые студенты, начинали его провоцировать: «Хватит о джазе, хотим слушать про Гребенщикова и Курехина!». Он улыбался и говорил: «Я их называю «жертвы социальной неустроенности», но, хорошо, расскажу». Тогда я для себя понял, что культура – общая, и тот же Курехин в первую очередь музыкант, а к какому стилю отнести его творчество, не имеет значения.

– Существует ли конкуренция между двумя главными джазовыми фестивалями нашего города – «Свингом белой ночи» Давида Голощекина и вашим «Петроджазом»? Почему ваши фестивали проходят одновременно? Разве нельзя было договориться и развести их по времени?

– Даты «Петроджаза» мы обозначили еще в сентябре. Но я думаю, что зрители, которые придут на «Свинг белой ночи», после его окончания с удовольствием перейдут Невский проспект и окажутся на площади Островского. Первую половину дня проведут у Русского музея, вторую – у Александринского театра. Владимир Фейертаг будет ведущим обоих концертов.

Владимир Борисович очень поддерживает наш фестиваль и считает его одним из лучших в стране, потому что мы относимся к джазу как к постоянно развивающемуся искусству. Сейчас «Петроджаз» – это единое шоу, в котором есть и музыка, и танец, и даже ярмарка. Это настоящий городской праздник.

Теперь о конкуренции. Я стремлюсь к сотрудничеству – мы уже объединяли усилия с петербургским фестивалем «Блюз дельты Невы». Я считаю, что блюз и джаз – две стороны одной медали, блюз первичен, а джаз – его дальнейшее развитие. Но, к сожалению, мы живем в непростое время, и, вместо того чтобы делать общее дело, другие фестивали стали считать нас конкурентами.

– Возможно, это связано с тем, что вы сделали свободный вход, а им нужно продать билеты?

– Наш фестиваль бесплатный, потому что нас поддерживают правительство Санкт-Петербурга и комитет по культуре. Они понимают, что мы создали важное городское событие, которое привлекает туристов и радует горожан. Десять лет «Петроджаз» проводился без какой-либо поддержки со стороны города, нам оказывали материальную помощь спонсоры и культурные институты. Сейчас, когда мы получаем деньги из городского бюджета, мы не зависим от спонсоров и можем тщательнее выбирать артистов, но по-прежнему сотрудничаем со всеми культурными институтами и официальными представительствами других стран в Петербурге и в России. Они помогают нам знакомить петербуржцев с теми музыкантами, кого, по их мнению, можно считать «выразителями национальной культуры».

– Серьезные у вас цели.

– Наша задача – каждый год знакомить публику с чем-то новым, чего публика раньше не видела.

Мы каждый раз показываем новый инструмент, который применяется в джазе и который не привычен для общей публики. Когда мы привозили музыкантов из Индонезии, таким инструментом была индонезийская перкуссия – гамелан. Потом мы привозили музыканта и композитора Бориса Базурова. Он академик, основатель стиля «русский прог-рок» и создатель собственных инструментов, в частности, мы показывали его инструмент гуслетар – это симбиоз электрогитары и гуслей. В этом году наш символ – арфа.

– Чем обусловлен этот выбор?

– В России наконец-то возобновлено производство арф. Их не выпускали в нашей стране лет двадцать. Снова в Петербурге появилась фабрика, которая делает арфы. Мы покажем первые инструменты местного производства. Это современные электроакустические арфы, которые дают новые возможности в исполнении джаза и рок-музыки.

– Почему в прошлом году вы переместились с пляжа Петропавловской крепости на площадь Островского?

– Мы делаем не только джазовый фестиваль, но городской праздник, который должен быть в самом центре города. К тому же Петропавловская крепость – место с непростой историей, более того, там продолжаются раскопки, и выяснилось, что на пространстве, которое нам предоставляли для проведения фестиваля, находятся массовые захоронения 1920 – 1930-х годов. Джаза на костях больше не будет.

– Но ведь Союз культурных деятелей Петербурга и художественный руководитель Александринского театра Валерий Фокин подписали письмо с просьбой запретить массовые гулянья на площади Островского. Каким образом вам удалось достигнуть компромисса?

– Дело в том, что джазовый фестиваль – это мероприятие совершенно иной культуры. У нас собираются много тысяч культурных людей. Мы сотрудничаем с охранным агентством, которое работает, в частности, на экономическом форуме. Если человек плохо себя ведет, его очень вежливо выпроводят за ограду. Атмосфера фестиваля не провоцирует насилие, но, напротив, взывает к лучшим струнам души. Народ чувствует себя просветленным, я это вижу, и меня это радует.

– Стараетесь воспитывать музыкальные вкусы широкой публики?

– Мы формируем новую музыкальную культуру. Во время фестиваля «Петроджаз-танец» мы провели эксперимент: велели танцовщикам хип-хопа танцевать под классический джаз. Их это настолько увлекло, что у всех на глазах родился новый музыкальный стиль.

Потом мы совместили две противоборствующие школы – степ-чечетка и вакинг – разновидность диско, в основном движение руками. Чечетка – ноги, вакинг – руки. И мы устроили своеобразное состязание ног и рук. На последнем этапе танцоры должны были вместе придумать сюжет, двухминутный танцевальный спектакль под живую музыку джаз-бэнда. И произошло чудо – они вместе создали удивительное шоу.

В оргкомитете фестиваля мы все – преподаватели, потому для нас обучение – очень важная составляющая.

– О легендах филфака вы уже написали. Почему бы не написать о легендах петербургского джаза?

– Сейчас для меня главное – довести до завершения мою следующую книгу, которая состоит из рассказов людей, встреченных мною во время многочисленных путешествий по стране. Это история России от революции до 1950-х годов на примере нескольких семейных кланов.

А «Легенды филфака» появились, когда я решил, что негоже забывать удивительные приключения филологов 1980-х годов, и начал их записывать. Герои историй стали мне звонить и досказывать подробности. В итоге возникли вторая и третья части. В ближайшее время надеюсь издать книгу «Легенды филфака» в трех частях.

Что касается музыкальных легенд, с ними разбирается моя жена. Она сейчас пишет книгу под названием «Джаз в долине мамонтов». Ее псевдоним Роберт Тальсон.

– Кто будет героями новой книги Роберта Тальсона?

– Пока рано говорить, но повествование не будет привязано к петербургскому джазу.

О том, куда пойти меломанам в предстоящее воскресенье и не заблудиться между музыкальными жанрами в пределах исторического центра, нашей газете рассказал заслуженный деятель искусств России историк джаза Владимир ФЕЙЕРТАГ.

– Владимир Борисович, по вашему мнению, совпадение по времени двух джазовых фестивалей – «Свинга белой ночи» и «Петроджаза» — получилось, потому что конкуренты не сумели достигнуть компромисса?

– Почему фестивали не развели, для меня загадка. И тот и другой курирует комитет по культуре, но, видимо, в разных кабинетах. Давид Голощекин сдвинул даты своего фестиваля «Свинг белой ночи», чтобы не совпасть с праздником выпускников, а «Петроджаз» всегда проходит в начале июля. К тому же у его руководства давно была договоренность с иностранными коллегами именно на эти числа. Так сложилось. Кстати, никакой ревности ни у кого нет, потому что это не конкуренты. Музыканты совершенно разные выступают, потому что у организаторов разный взгляд на джаз.

«Свинг белой ночи» – классический джаз. Все вписывается в рамки традиции – никаких модернов, изысков и джаз-рока. У «Петроджаза» другая эстетика. Они представляют фестиваль как событие, связанное с музыкой, танцами, хеппенингом, полное неожиданностей.

Такая эклектика – общая тенденция мировых фестивалей. Прошли времена, когда фестивали были чисто джазовыми. Допустим, знаменитый фестиваль в швейцарском городе Монтре открывал выдающийся джазовый пианист Херби Хэнкок, а закрывали Deep Purple.

Кто-то может сказать, что на петербургском фестивале «Свинг белой ночи» многовато однообразной музыки, но, поскольку выступают мастера жанра, мы этого не замечаем. На площадь Искусств приходят даже пожилые люди со своими стульями. Любители джаза все шесть часов стоят и слушают, некоторые танцуют... Это более солидная публика. А на «Петроджаз» идет молодежь, чтобы потусоваться, хотя там иногда звучат и очень серьезные вещи.

– Вы до сих пор любите посещать различные многолюдные фестивали?

– Нет, мне сейчас больше нравятся камерные концерты, которые я стараюсь продвигать в филармонических залах, в том числе в Большом зале Филармонии. Я люблю, когда нет микрофонов, нет шума. Мне хотелось бы привлечь на сторону джаза тех зрителей, которые музыку любят, но джазу не доверяют, поскольку связывают его с клубами, где прокурено и пьют пиво. Я считаю, надо завоевывать консерваторскую публику.

– Так что же такое современный джаз?

– Слово «джаз» в нашем веке включает не только музыку. Разве роман Ильи Бояшова «Джаз» это о джазе? А фильм «Весь этот джаз» Боба Фосса – о джазе? Джаз – это возможность пойти в другую сторону, это выбор человека. Свобода мышления, которая художественно выражается в написании текстов, картин и музыки. Картины Матисса в какой-то степени тоже джаз.

– Главный пропагандист джаза Давид Голощекин с вами бы не согласился.

– Давид Семенович прав, что защищает свою музыку – он хочет, чтобы его джаз не путали с чем-то другим, ему не близким. На самом деле, он знает, что понятием «джаз» на Западе пользуются очень широко.

– Потребность в хорошей музыке у молодежи все-таки есть?

– Это вечный вопрос. Приведу пример. На ежедневных концертах в Джазовой филармонии собирается примерно две трети зала, а на фестивальные концерты, где будет точно такая же программа, народ ломится. Потому что людям нужно событие.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 116 (5766) от 30.06.2016.