Столичный парень. Как уроженец Молдавии стал скульптором в Петербурге
«Я вырос в «сибирском» районе Кишинева. Удивительно, что небольшой район частных домов и нескольких замкнутых дворов из хрущевских пятиэтажек вмещал в себя бескрайние просторы Сибири: Енисейская, Омская, Новосибирская, Барнаульская, Томская… Живя в Петербурге на улице с солнечным названием Тбилисская, долгими зимними вечерами, сидя у печки, я перечитываю, как сказку, страницы своего детства, прошедшего в одном из дворов Красноярской улицы». Автор этих строк Валерий БЫТКА, участник творческого содружества «Деревня художников», называет себя петербургским скульптором молдавского происхождения и подчеркивает: «Я — столичный парень».
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
— Валерий Константинович, а где вы себя больше чувствуете дома?
— Сегодня, наверное, уже в Петербурге. Но и без родного Кишинева тоже не могу. Хотя последний раз был там два года назад. Но зато в какое время: в апреле, когда там все цветет, когда вокруг — сказочная красота!..
В Петербурге во дворах растут березы, тополя и клены, а там — плодовые деревья: черешни, вишни, айва, яблони. Поэтому, когда я своим ученикам сказал, что поеду в апреле на цветение сакуры, они меня спросили: «В Японию?». «Да нет, — отвечаю, — в родной Кишинев».
Детские дворовые игры, цветущие деревья отложились во мне светом, который до сих пор не угасает и наполняет меня силой. И я, конечно, жду того момента, когда снова смогу хоть на недельку вдохнуть южный запах Кишинева. Выпить, как воду из ручья, и вернуться сюда, на ставший уже родным мне север, чтобы продолжать дальше делиться своим творчеством с живущими здесь людьми…
Сегодня мне кажется, что на невских берегах я все‑таки не случайно. Петр Великий ведь как поступал? Приглашал иностранцев на службу. И они привносили сюда не только свой национальный колорит, но и желание отдавать городу свои знания, умения, талант. Это самое главное, что резко отличает их от тех людей, которые прибывают сюда на заработки и остаются для нашего города чужими.
Вот вам простейший пример. В одном из домов на нашей Тбилисской улице в Коломягах уже пятнадцать лет живет бригада молдаван-строителей. И они не могут починить водопроводную колонку рядом с домом. Спрашиваю: «Ребята, почему?». «А это не наше», — отвечают. Что значит «не наше»? Живут здесь полтора десятка лет, и им все равно, что происходит рядом?! Я так не могу: я себя считаю жителем этой улицы, этого города, этой страны. Состою на службе у Петра. Вот моя принципиальная позиция.
Но было, признаюсь, и еще одно важное обстоятельство. Мой дед, родом из Дубоссар, гвардии рядовой Красной армии, не вернулся с войны. Мама лишь спустя сорок лет после Победы в ответ на свои многочисленные запросы получила извещение: «Пропал без вести в боях за Ленинград». Поэтому мне было важно, что я еду учиться в город, за который погиб мой дедушка…
Причем вот какая штука: родной молдавский язык я стал изучать здесь, в городе на Неве, когда оказался вдали от дома и стал задумываться: а кто я вообще такой?
— Как же так получилось?
— Да очень просто. Несмотря на то что мои родители были молдаванами, в нашей семье не говорили по‑молдавски. Не было принято в советское время! Моему отцу в армии досталось от сослуживцев из‑за того, что он плохо знал русский язык. И он потом ни слова дома не говорил по‑молдавски. Мои родители работали на заводах, где не звучал национальный язык. В тот период в Кишиневе всего лишь в одной школе шло преподавание на молдавском, во всех остальных — на русском… Нонсенс, но это факт!
Теперь я уже могу считать себя полноправным молдаванином: говорю, читаю по‑молдавски, пою молдавские песни… Художница Елена Брановицкая недавно меня даже так и запечатлела — в национальном костюме.
Но, как бы то ни было, молдавские традиции я впитывал с детства, и это мне очень помогло. Еще будучи подростком, я зарисовывал старинные памятники на кишиневском кладбище, на котором мы с друзьями играли в казаки-разбойники. Оно было расположено неподалеку от нашего дома. А потом, с начала 1990‑х годов, старинные надгробия стали исчезать. Тогдашние «новые русские молдаване» выкупали лучшие куски кладбища…
— Старые плиты исчезали, на этом месте возникали роскошные мраморные склепы?
— Знакомая картина, да? И вот тогда я подумал: а почему бы мне не продолжить старинную молдавскую традицию резных могильных плит? Пришел к питерскому скульптору Дмитрию Вердияну, моему земляку, рассказал о своей задумке, попросил: научите, пожалуйста! Тот отнесся серьезно, дал несколько уроков. А мне было уже тридцать лет, каменотесных инструментов в руках никогда прежде не держал, я ведь по образованию — режиссер драмы…
Начал с изображения маленького ангелочка — получилась корявая бабочка. Но учитель не стал смеяться, он понимал, как важна для меня работа с камнем. Жил я тогда в доме у площади Мужества и таскал камни в свою квартиру на десятый этаж. Трудился, где только мог: и дома, и в дворницкой, и в каморке грузчика. Раз в полгода приглашал учителя, показывал, что сделал…
Да, начинал я как мастер надгробий. Но уже вскоре стали появляться и другие темы — детство, семья…
— А где камень брали?
— Поначалу — в Пудости под Гатчиной, в том самом карьере, где когда‑то добывали песчаник для Казанского собора. Камень очень непростой. Он пористый, выделяет влагу наружу, а внутри остается сухим. А еще он цветной, солнечный! Петербургский камень с молдавским солнцем…
Выставку, которая у меня была в Москве несколько лет назад, я так и назвал: «Молдавское солнце над Невой». Кстати, ближе к лету я представлю свои работы в Музее городской скульптуры…
Да, в Петербурге солнца не хватает, но оно есть в камне, из которого в немалой степени построен город. Я ведь использую тот материал, который нынче оказался брошенным, ненужным: раньше это были ступеньки, фрагменты фундаментов, облицовки… И горжусь, что через этот камень служу Петербургу — моему любимому городу, который уже давно стал моей второй родиной.
Вообще национальные мотивы в моем творчестве порой прорываются совершенно внезапно. В молдавских деревнях стены домов украшены каменными рельефами с изображением винограда и цветов, и соседи соревнуются: кто ярче раскрасит. И на меня вдруг как нахлынуло: я стал делать деревянные скульптуры в молдавском стиле! «Бабушкины внуки», «Деревенский ангел», «Рыбаки», «Девочки со скакалкой»…
Так что нынче я чувствую себя деревом, у которого два ствола, как две культуры — русская и молдавская.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 29 (7112) от 17.02.2022 под заголовком «Молдавское солнце в камнях Петербурга».
Комментарии