«Совершенно секретно». У истоков урановой геологии стояли ленинградцы
Долгое время все, что связано с советским атомным проектом, оставалось за семью печатями. Как будто атомная энергетика и ядерная медицина, ледоколы с ядерными силовыми установками и такие же субмарины возникли сами по себе, не говоря о могучем ядерном щите. Сегодня про Игоря Курчатова и его соратников знает каждый школьник, тогда как имена геологов, подготовивших для этих отраслей минерально-сырьевую базу, остаются в забвении. Увы, это в полной мере касается и целой плеяды ленинградских специалистов, чьи последователи отмечают в этом году 75‑летие одного такого подразделения. Создал его в Ленинграде блестящий ученый и практик, член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Госпремии Юрий Билибин.
Геологи делают замеры на урановом месторождении Гурванбулак (Монголия), которое открыли в советские годы ленинградцы./ФОТО предоставлено ВСЕГЕИ имени А. П. Карпинского
По заветам Вернадского
Работе ученых, проникших в тайну атомного ядра, сегодня посвящены сотни статей, монографий и книг. И едва ли не в каждой говорится о том, что отечественная атомная промышленность во многом обязана своему появлению петербургским геологам. Двое из них — Александр Карпинский и Феодосий Чернышев — еще в начале XX века призывали к методическому изучению радиоактивных природных объектов России. И добились своего: вняв их настояниям, Российская академия наук приняла такое решение в 1907 году. После чего при ней появилась комиссия, занявшаяся проблемами радиоактивности. А еще через несколько лет в Среднюю Азию, Забайкалье и Сибирь потянулись первые экспедиции на уран.
В этой связи стоит вспомнить и легенду науки Владимира Вернадского. По его настоянию в Петербурге открылась лаборатория, связанная с этим направлением. В советское время, ровно 100 лет назад, на ее базе в Петрограде был создан Радиевый институт (ныне «дочка» Росатома), первенец российской атомной науки, где прошли и всесоюзная конференция по радиоактивности, и первое совещание по применению мирного атома в народном хозяйстве.
К тому времени ленинградцы впервые подготовили карту распределения радиоактивных элементов на территории СССР. Занимались этим сотрудники обосновавшегося на Васильевском острове Геолкома — первого в России государственного геологического учреждения (его правопреемник — Всероссийский научно-исследовательский геологический институт, ВСЕГЕИ). Первый вариант этой карты, говорят, по сей день носит закрытый характер.
Изучение ядерной цепной реакции, которое привело к открытию «бездонного» источника энергии, тем более проходило в обстановке строжайшей секретности. Но радиоактивных элементов для этих исследований остро не хватало. Не сказать, что геологи топтались на месте в поиске урановых руд, и все же вели они эти работы, требовавшие глубоких теоретических изысканий, практически вслепую, отставая от насущных задач.
Засекреченный сектор
Такой разрыв стал опасен, когда наша страна включилась в гонку по созданию сверхмощного атомного оружия. Поиски урановых месторождений не прекращались даже в тяжелейшие годы войны, хотя и не имели явных успехов. Осенью 1942 года Государственный комитет обороны СССР принял два распоряжения — «Об организации работ по урану» и «О добыче урана», призванных ускорить такую работу. Но к кардинальным переменам это не привело.
Судьба атомной программы, научным руководителем которой стал Игорь Курчатов, висела на волоске: сырья для нее не хватало. В 1943 году он отправил в правительство записку, признав, что в СССР нет запасов урана для наработки материалов по производству атомного оружия. После чего Комитет по делам геологии создал свой «радиоактивный» отдел, а научное руководство возложил на москвичей — Всесоюзный институт минерального сырья.
Дело, однако, не сдвинулось. Чтобы добиться успеха, следовало в корне изменить систему геологоразведки на уран и кратно усилить ее научное сопровождение. Что и произошло после войны. При Мингео СССР начал действовать «урановый» главк с территориальными экспедициями. А Минсредмаш СССР открыл комбинаты по переработке радиоактивных руд. В отраслевых и академических институтах при этом стали появляться отделы по этой тематике.
Не остались в стороне и ленинградцы. Перед ними поставили, казалось, немыслимую задачу, теоретические предпосылки для решения которой не были созданы. На основе анализа, рассмотрев всю территорию СССР, им полагалось наметить районы, наиболее перспективные для поисковых работ на альбит и анортит (так в целях конспирации называли уран и торий). Миссия невыполнима — качали головами скептики. Ленинградцы, однако, доказали обратное.
Почему выбор пал на ВНИГРИ (ныне ВСЕГЕИ)? Этому институту по части региональной геологии и геологической картографии уже тогда не было в стране равных. В мае 1947‑го в нем был создан засекреченный сектор и возглавил его Юрий Билибин, один из основателей металлогении — науки о закономерностях образования и размещения рудных месторождений.
Путеводная звезда
Это был маститый геолог, открывший на Алдане (Якутия) и Колыме месторождения золота. Какое‑то время он совмещал полевые работы с наукой и преподавал в Ленинградском горном институте, который оканчивал. А затем ушел в науку, заложив основы регионального металлогенического анализа. Его концепция, известная ныне во всем мире, стала путеводной звездой при поиске рудных объектов.
Прожив недолгую жизнь, он оставил после себя ряд капитальных трудов и открытий. Недаром его именем названы город на Чукотке, где ему открыт памятник, улицы в Магадане и Якутске, новые минералы, горный массив и вулкан в тех краях. А на доме № 56 по Большому проспекту В. О., где жил Билибин (не так давно геологи отметили 120‑летие со дня его рождения), была установлена мемориальная доска.
Да только ли он стал известен? За всю историю отдела геологии урановых месторождений и радиоэкологии (так теперь именуется бывший сектор) десять его сотрудников стали лауреатами Госпремии, а пятеро — первооткрывателями крупных месторождений. Так, нынешний руководитель отдела доктор геолого-минералогических наук Юрий Миронов «приобщился» к открытию семи месторождений (уран, молибден, флюорит), два из которых были обнаружены при его участии. «Знаете, как до меня называли наше институтское подразделение? Отдел специсследований: слово «уран» даже в научных кругах не звучало, — поведал он. — А гриф «Совершенно секретно» сняли с урановой тематики лишь через пару лет после распада СССР. Хотя доступ к некоторым таким материалам и сейчас ограничен».
Время расцвета урановой геологии к той поре завершилось. Но «билибинский» отдел, куда на пике работ входили до 450 человек, успел сделать столько, сколько не смог бы, пожалуй, иной институт.
Карта на уран
Первыми в мире составили металлогенические карты, отразив на них размещение разных типов рудных месторождений, ленинградцы. Они же первыми исследовали урановорудные провинции в Забайкалье и Монголии, в Казахстане и на Украине. В заслугу нашим землякам можно поставить также составление первой геолого-прогнозной карты на уран и карты ториеносности России. Да что там, во многом стараниями этого отдела была создана минерально-сырьевая база урана, обеспечившая военные нужды страны, ее энергетические потребности, экспортные поставки и пополнение госрезерва. А еще благодаря ленинградцам были выявлены урановые объекты в Румынии и Чехословакии, Монголии и Китае.
Но в тяжелые 1990‑е подобные программы сошли на нет. «Когда почти двадцать лет назад я возглавил отдел, заказов у нас почти не было», — вспоминает Юрий Борисович. «Урановый» отдел ВСЕГЕИ лишился былых масштабов работ и многих специалистов. Но выжил — и некоторыми своими достижениями может похвастать и ныне. Его сотрудники, к примеру, составили карту урановорудных и ураноносных формаций России. Такая же, но более подробная электронная карта, выполненная ими с оценкой потенциала 78 урановорудных районов РФ, стала основой государственного планирования геологоразведки на уран. Правда, на поиск таких месторождений из федеральной казны поступает все меньше средств.
Рынок есть рынок: спрос диктует предложение. В советские годы геологи потрудились на славу, и сегодня по запасам урана (531 тыс. тонн — 9 % от накопленных в мире) Россия занимает третье место — после Австралии и Канады. Нашей стране этого хватит, уверяют эксперты, до середины текущего века, даже если крупных открытий больше не будет, а они и теперь крайне редки. «Ситуация очевидная, — продолжает собеседник. — От момента открытия до получения первой руды проходит около пятнадцати лет. Да и не все новые участки пригодны для дальнейшей разведки, а лишь богатые рудами и доступные для разработки. Потому особого роста объемов не видим».
Вам цирконий или тантал?
Поисковые работы на уран сосредоточены сегодня в Росгеологии. Причем из семи крупных предприятий, работавших по всей стране до Дальнего Востока, осталось одно — «Урангео» (не стало и Невского ПГО, которое тоже наращивало запасы урана). Но и поныне геологи выходят в районы, на «лакомые» недра которых им указали сотрудники ВСЕГЕИ. Это институтский отдел готовит почву для поисковиков: оценивает шансы по ураноносности и прогнозные ресурсы площадей, перспективных для добычи.
Отдел теперь небольшой — 21 человек: из них пять кандидатов наук и доктор наук профессор Горного Юрий Миронов. Именно экспертов отдела федеральное агентство «Роснедра» привлекает для оценки геологических отчетов, так что каждое лето две полевые партии выходят на маршруты: одна из них работала нынче в районе Бодайбо (Сибирь), другая — на Балтийском щите (Северо-Запад). Проводили съемку, отбирали пробы пород, чтобы изучить их в институтской лаборатории и определить, стоит ли вести там геологоразведку. Причем ладно бы только на уран. Попутно полевики выявляют сопутствующие ему редкие и редкоземельные металлы (тантал, ниобий, цирконий, стронций, германий и др.), оценивая недра в целом.
Самые привлекательные площади берет для доразведки и освоения госкорпорация «Росатом», точнее, ее горнорудный дивизион «Атомредметзолото», занимающий первое место в мире по обогащению урана и второе — по объемам добычи. Три крупные компании, входящие в него, в основном и добывают в России урановые руды. Это Приаргунское горно-химическое объединение (Забайкалье), АО «Хиагда» (Бурятия) и АО «Далур» (Курганская область).
Годовая их добыча составляет 7 – 8 тыс. тонн — примерно десятая часть от общемировой. Этого с лихвой хватает, чтобы закрывать потребности военных, энергетиков и «Росатомфлота». Да еще отправлять такое сырье за рубеж. «Росатом» ведь строит атомные электростанции в Турции, Египте, Венгрии и у других соседей, поставляя туда ядерное топливо…
Пещера Аладдина на севере
В кабинете Миронова висит карта ураноносности районов современной России, где обозначены перспективные площади с оценкой запасов и ресурсов. Кроме его отдела никто в нашей стране такие карты для решения промышленных задач больше не строит. Но не все эти объекты вовлечены в разработку — некоторые оставлены на потом. Это участки в Якутии и Хабаровском крае, на тувинской земле и Кольском полуострове. Даже в Приладожье: ресурсы уранового месторождения Карку, что на севере Ладоги, оцениваются примерно в 100 тыс. тонн.
Долго ли они будут оставаться в «копилке», зависит от экономической составляющей. Характерный пример: на одном из островов Новой Земли еще в советские годы было открыто богатое Павловское месторождение свинцово-цинковых руд, где есть также уран, марганец, флюорит и т. д. Этакая пещера Аладдина в студеных краях. Направив туда громадные инвестиции, атомщики сравнительно недавно развернули там свое производство. Хотя при поддержке государства они начинают все больше тяготеть к Арктике.
Экономика и ценовая конъюнктура, конечно, определяют развитие урановой геологии. И все же объемы финансирования этих программ по линии «Роснедр» могли бы вырасти более чем вдвое, до 15 млрд рублей в год, убеждены специалисты. Условия это позволяют. Сетуют они и на то, что российские вузы сворачивают подготовку геологов-уранщиков. А от проведения исследований по радиоэкологии (это направление оформилось в институте после Чернобыльской катастрофы) ВСЕГЕИ оттесняют другие организации.
Понятно, что в нынешних условиях ослабли международные связи, хотя ни один геологический конгресс за рубежом не обходился без участия ВСЕГЕИ. Институт активно сотрудничал с ведущими горнорудными компаниями (французской AREVA, канадской Cameca) и службами мира. Помогал австралийцам очертить урановые провинции. А в составлении мировой карты урановых месторождений участвовал Миронов — эксперт-консультант МАГАТЭ и член рабочей «урановой» группы Международной ассоциации по геологии рудных месторождений.
Но значит ли это, что урановая геология клонится к закату? Вовсе нет. Пока развивается «урановый проект» России, работы у геологов — непочатый край. Этот посыл угадывался, к слову, и в приветственных обращениях, которые «билибинский» отдел получил по случаю своего 75‑летия.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 176 (7259) от 21.09.2022 под заголовком «Под грифом «совершенно секретно»».
Комментарии