Ректоры российских театральных вузов обсудили обучение студентов
В московском ГИТИСе на режиссерский курс петербуржца Юрия Бутусова было, что ли, сто человек на место. Через неделю один из поступивших счастливчиков забрал документы. Учиться оказалось слишком трудно. А в другом вузе не учеба, а сплошной праздник, но потом почему‑то ни один театр не берет. В России очень неровно с театральным образованием — об этом говорили во время III Някрошюсовских чтений на фестивале «Балтийский дом».
ФОТО Kyle Head / Unsplash
«Забудьте то, чему учили в вузе»
Эту фразу часто слышит выпускник технического вуза на предприятии: не так учили, сейчас переучим. У театров к театральным вузам претензии похожие.
— Когда мы выпускаем актеров и договариваемся о просмотрах в театрах, можно услышать от их руководителей слова недовольства, — говорит ректор ГИТИСа Григорий Заславский.
Правда, отмечает он, театры часто мыслят традиционными понятиями вроде амплуа: не такой «герой», не та «героиня». Будто актерское ремесло не меняется.
Еще как меняется. Профессор петербургского РГИСИ Сергей Черкасский приводит пример. Если античный актер, чтобы ввести себя в подобающее «Орестее» состояние, держал урну с прахом сына, то актеры Станиславского вспоминали горестное событие из своей жизни. А Ли Страсберг, автор метода на основе системы Станиславского, учил вспоминать уже даже не событие, а свои ощущения в тот момент.
Ну и известная (хотя неточная) байка про Дастина Хоффмана и Лоуренса Оливье на съемках фильма «Марафонец». Будто Хоффман, чтобы выглядеть изнуренным, не спал две ночи, на что Оливье отреагировал вопросом: «А вы сыграть не пробовали?».
Театральные вузы — особенность России, постсоветского пространства и стран бывшего соцлагеря. В США и Западной Европе — только театральные кафедры или отделения в университетах.
Когда приглашенный в Рочестерский университет профессор Иосиф Райхельгауз спросил: «А где мои студенты?», в ответ услышал, что студенты просто университетские, и кто из них заинтересуется, тот и возьмет часы. Так что на актерские занятия записывались и геологи, и математики, и физики — из интереса.
У нас только в Москве помимо «золотой пятерки» (ГИТИС, ВГИК, Щука, Щепка, школа-студия МХАТ) еще пять вузов, которые считают себя не хуже. И в нетеатральных вузах театральные факультеты. И частные вузы. Большинство из последних не выдерживают критики, строго говорят в ГИТИСе — но тут же отмечают, что у них есть мастерские, несопоставимые по уровню.
В любом случае каждую весну руководителей столичных театров осаждают педагоги: «Посмотри моих студентов». Да они сами преподаватели, им своих студентов не взять — труппа не резиновая. «И ходят по Москве тысячи безработных актеров».
— Не найти работу — это не про наших артистов, — утверждает ректор петербургского РГИСИ Наталья Пахомова. — У нас даже в постковидный год трудоустройство по факультету драматического искусства было 97,5 %.
А в регионы выпускники вузов обеих столиц не приезжают, констатирует ректор Самарского института культуры Ольга Наумова. Даже на особые условия. В некоторых регионах мечтают, страшно сказать, о системе послевузовского распределения, как в советские времена.
Этого не преподают, а зря
На Малой сцене «Балтдома» студенты играли… содержание «учебника». Называется «Мастерство актера: шесть первых уроков». Он даже еще не вышел в виде книги — только статьями в журнале «Вопросы театра». Между тем «учебнику» почти 90 лет и в англоязычном мире он соперничает по популярности с трудами Станиславского. Ревновать не будем: учебник как раз о системе Константина Сергеевича.
Автор — уроженец Российской империи Ричард Болеславский, участник Первой студии МХТ. В 1920‑х уехал в Америку, основал школу American Laboratory Theatre, от которой можно протянуть ниточку едва ли не ко всем звездам Голливуда — Марлону Брандо, Аль Пачино, Роберту де Ниро, Мэрилин Монро, Анджелине Джоли, Скарлетт Йоханссон…
В 1930‑е занялся кинематографом — в его фильмах снимались Грета Гарбо и Марлен Дитрих. Тогда же и выпустил книгу, из которой западный мир узнал о системе Станиславского.
На русский она переведена только сейчас Сергеем Черкасским. Его студенты инсценировали на конференции некоторые «уроки» из книги — и вдохновили театральных педагогов обеих столиц на яростную дискуссию.
— Мне сказали, что я «упрощаю Станиславского». Да большего комплимента я не получал! — восклицает режиссер Вениамин Фильштинский, председатель совета театральных педагогов Союза театральных деятелей России.
Вениамин Михайлович берет у классика не все, «мы с Константином Сергеевичем не во всем согласны».
Режиссер, педагог, лауреат Государственной премии Адольф Шапиро рассуждает: любая система стремится создать правила, по которым театр должен жить неукоснительно. Но вряд ли самый великий нынешний режиссер позволит себе сказать актеру, как когда‑то Станиславский: «Человек, который носит такой галстук, не может быть артистом Московского художественного театра».
Режиссер Анатолий Праудин лаконичен: считает, что проблема театрального образования в том, что практически никакой госвуз не готовит актера-универсала.
Григорий Заславский отмечает консервативность образовательной системы. В этом и ее сильная сторона, но приходится годами ждать, чтобы внедрить в программу какой‑нибудь крайне нужный прикладной курс. Скажем, как актеру вести себя на кастинге: от последовательности конкретных шагов — до совета не душиться резким парфюмом, потому что у команды по кастингу после часов просмотров и так голова трещит.
Технологии актерской профессии меняются; то, что учителя считали важным и нужным, студентам кажется старомодным и бессмысленным. И это нормально.
Двадцать лет назад 20‑летняя абитуриентка была «старенькой». Сейчас некоторые мастера предпочитают «старых» студентов, с жизненным опытом, с высшим образованием в самых разных областях. Кто‑то из выдающихся мастеров откладывает актерское мастерство до второго курса: первый год студентов «накачивают» книгами, знаниями, лепят личность.
А с профессором Школы-студии МХАТ народным артистом России Камой Гинкасом работают, как он говорит, «артисты из всех школ Советского Союза». И срабатываются. «Дело не в школе. Дело в педагогах», — говорит он.
Зачем Шекспир спойлерил
С чего начинается «Ромео и Джульетта»? Этот вопрос на засыпку задал на мастер-классе студентам РГИСИ и ГИТИСа народный артист России Константин Райкин. Вообще‑то пьеса начинается несусветно. Со спойлера. Первым на сцене появляется хор и докладывает, что герои погибнут. И зачем тогда смотреть? Затем, что публика хочет знать, как именно происходили события.
В финале — еще одно из ряда вон выходящее: брат Лоренцо пересказывает «краткое содержание». Зачем?! Зритель только что видел все своими глазами.
— Но если правильно поставить, для зрителя это одна из самых напряженных сцен, — говорит Райкин.
Потому что вот где пространство для актерской оценки, для реакции персонажа. Как поразятся обе веронские семьи: они только сейчас от священника узнают, что их отпрыски были мужем и женой. Как ужаснется кормилица — она только сейчас и поняла, что «умершая» Джульетта была жива.
Из русских классиков, считает Райкин, лучше всех знал законы театра Островский, и его он считает самым современным драматургом. А «не попадает» он в современного зрителя потому, что в театрах в основном «играют текст», который у Островского — лишь «верхний слой огромного айсберга поведения». Шифр, который надо разгадать.
Мастер-класс шел два часа. Из уроков помимо «актерского мастерства» главные — пожалуй, такие.
Что театр — это болевое искусство.
Что нельзя репетировать вполноги: организм, ленивая скотина, потом и на спектакле будет экономить силы. Что актерство «очень трезвая профессия», потому что это скоростной спуск, слалом.
А самое главное — что опыт и регалии совершенно не облегчают задачу. И когда Райкин, мастер, участвовал в дипломном спектакле своих студентов, те с удовольствием могли наблюдать: не получается не только у них, но и у него.
И что все‑таки представителей никакой другой профессии не любят так сильно.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 210 (7293) от 09.11.2022 под заголовком «Станиславскому верим, но…».
Комментарии