Единственная в России. Биолог Мария Орлова изучает паразитов, обитающих на летучих мышах

Биолога Марию ОРЛОВУ называют единственным в России экспертом по паразитам, обитающим на летучих мышах. Когда она защищала кандидатскую, скептики комментировали: да ну, тема не прикладная. Теперь с Марией постоянно на связи институты Роспотребнадзора. С ученой из Тюмени мы встретились в Петербурге на всероссийском конгрессе, организованном Зоологическим институтом РАН. Интересно, что конгресс был хоть и по летающим, но не мышам.

Единственная в России. Биолог Мария Орлова изучает паразитов, обитающих на летучих мышах | ФОТО из личного архива М. Орловой

ФОТО из личного архива М. Орловой

Мария, что может заинтересовать специалиста по паразитам летучих мышей на орнитологическом форуме?

— Разделять паразитологию по отдельным объектам, по хозяевам — неправильно. Такая позиция, на мой взгляд, губит человечество. История с летучими мышами это показала. Долгие годы считалось, что и они сами, и их пара­зиты — экологически изолированная группа, я еще десять лет назад выслушивала: «Господи, чем ты занимаешься, аспиранточка!». Ковид показал, что это не то что не изолированная от нас группа, а имеющая к нам прямое отношение.

Я очень сочувствую тем, кого эта болезнь коснулась, у меня самой она тяжело проходила: заболела в первую волну, а последствия до сих пор ощущаю. Но надо признать: ковид продемонстрировал актуальность моей работы.

Почему «аспиранточка» вдруг решила, что эта тема важна, если никому она таковой не казалась?

— Я не считала ее важной. Мой муж занимается летучими мышами, я ему помогала на полевых работах. Как‑то берет он мышь за крылышки, разворачивает — а по ней что‑то бегает, на паучка похожее. Так я впервые увидела кровососку. И мне поплохело. Они крупные, полсантиметра. Если соотнести ее размеры с хозяином — это как если бы по человеку хомяк бегал.

Стала писать коллегам: кто‑нибудь занимался паразитами летучих мышей в нашем регионе? Отвечают: вроде никто. И я решила: раз никто, значит, займусь я. Это притом что диплом у меня был по мамонтовой фауне.

Ничего себе: специалист «по мамонтам» переключается на… кровососов у кровососов.

— Нет-нет, это в Америке летучие мыши кровососущие, даже научная статья про их паразитов называлась Vampires of Vampires, «Вампиры вампиров». А наши — насекомоядные.

Вы — молодая ученая и как‑то странно про вас читать «единственный в России специалист» и так далее…

— Правильнее будет сказать, что я осталась едва ли не последней. Так исторически сложилось, что летучими мышами занималось очень ограниченное количество людей. Когда я начинала, жива была Генелина Викторовна Фарафонова в Москве, специалист по кровосос­кам, она меня многому научила. Было еще несколько специалистов в стране. Я ездила к ним, удивлялась: почему меня так радостно везде встречают? Потом поняла: у них учеников не было. А тут хоть одна общая ученица. Потом многие отошли от этой тематики. А я вижу свой научный долг в том, чтобы эту работу продолжать. Если специалисты Роспотребнадзора сталкиваются с инфекцией, то не всегда могут определить хозяина. Вот тут я могу помочь.

Неужели и зарубежных исследований не было?

— Были, но не очень много, хотя и явно больше, чем в России. По пуб­ликациям очень заметно, что популярность темы исследований рукокрылых и их паразитов растет параллельно с появлением новых заболеваний: в 2002 году случилась атипичная пневмония, в 2015-м — ближневос­точный респираторный синдром, потом Эбола. Произошли вспышки смертельно опасных вирусов Нипах и Хендра, тоже непосредственно связанных с летучими мышами.

А потом случился ковид. И, кажется, уже никому ничего доказывать не надо. Роспотребнадзор, например, разворачивает программу по изучению летучих мышей и их паразитов.

Как вы работаете?

— Для начала надо поймать хозяина, мышь. Выезжаем на территорию — допустим, в заповедник. Находим колонию мышей. Если зима, можно просто их спящих поснимать. Вычесываем мышь — снимаем паразитов. Еще берем пробы генетического материала, смыв из пасти, немного крови и образец фекалий.

И вот с этим добром возвращаемся. Видовую принадлежность пара­зитов я определяю под микроскопом, смывы и кровь отдаю на молекулярные исследования в Институт вирусных инфекций.

Кстати, материал, летом собранный нами в Казахстане, дал три положительные пробы на коронавирус. Что неудивительно: это в принципе группа вирусов, ассоциированная с летучими мышами.

Не вполне понятно: уже бояться или ничего страшного?

— Ситуация такая: мы не знаем, что в летучих мышах опасно для человека, а что нет. Это первое. Второе: то, что вчера не было патогенно, ­завтра может стать таковым.

Да, паразиты (а к ним и вирусы можно причислить) настроены биохимически на своего хозяина. Но вирусы мутируют так активно, что могут заражать и новых хозяев. В том числе человека. Произошедшее на уханьском рынке как раз такой пример. Там крыланы свисают просто гроздьями, а поскольку они фруктоядные, то, пардон, гадят много — из‑за большого количества клетчатки. И эти фекалии распространяются вокруг. Так что вирусам раздолье.

Опасные вирусы Хендра и Нипах тоже были переданы через фекалии: летучие мыши гадили в кормушки для скота. А потом вирус перешел и человеку. И для нового хозяина он особенно опасен. Это уже потом возможно обоюдное приспособление.

Смертность от ковида снизилась, ВОЗ даже собиралась объявить конец пандемии. Но ощущение, что теперь человечество уже никогда не расслабится.

— Я сама, как и многие ученые, в начале пандемии была настроена оптимистично. Дело в том, что похожие заболевания возникали, но удавалось их быстро локализовать. Теперь, конечно, невозможно поручиться, что не будет новой пандемии. Люди мигрируют в небывалых масштабах: туризм, командировки, доставка из интернет-магазинов по всему свету.

Из-за изменения климата меняются ареалы и хозяев паразитов. Есть такой нетопырь Куля. Малюсенькая такая мышенька. Еще в середине ХХ века обитала в Закавказье — а сегодня ее ловят в Москве. По-хорошему, за инвазивным видом, то есть тем, который внедряется на новую территорию, положен надзор.

О летучих мышах до сих пор представление как о чем‑то экзотическом, а они — второй по величине отряд млекопитающих.

— Да, изначально это тропическая группа, и в тропиках их больше. В наших краях обитает подотряд Microchiroptera, мелкие мыши. Видов у нас поменьше, но численность довольно высокая. И в городах их сколько угодно. Как ни странно, многие виды летучих мышей склонны к синантропизации, то есть к жизни рядом с человеком.

Например, двухцветный кожан. В конце лета у этого вида начинается разлет — это когда материнская колония распадается. Раньше эти мыши улетали в теплые края, но в последние годы все больше особей остаются зимовать в городе — в канализации, вентиляции. Но как случается оттепель (а это может произойти и в декабре), мышь просыпается и падает из вентиляции кому‑нибудь на голову.

В Тюмени мы дали свой телефон службе спасения: туда перепуганные горожане звонят, когда им в форточку мышь залетает. Летом мы почти каждые сутки на вызовы в новые районы-человейники выезжаем. Мышь видит дом как скалу, а форточки для нее — пещерки. Была история: звонят — «спасите, влетела мышь, под шкаф забралась!» Приезжаем. Шкаф отодвинули — обнаружилось, что она там еще и родила.

А что вы с ними потом делаете?

— Измеряем, взвешиваем, паразитов собираем — и мышь выпускаем. Если травмирована — оставляем у себя, пока не предоставится возможность отправить ее в центр реабилитации при Московском зоопарке.

Вы с такой симпатией о них говорите.

— Летучие мыши, несмотря на высокую численность, — охраняемая группа. Животное, которое рожает в год одного-двух детенышей, по определению уязвимо. В крупных городах появляются реабилитационные центры: в Краснодаре, Воронеже, Москве. В Петербурге есть волонтеры.

Кроме того, летучая мышь очень полезна. За рубежом провели масштабное исследование: накрыли часть леса сеткой, изолировав от летучих мышей. И в этой части леса насекомых-вредителей оказалось существенно больше. В Сочинском национальном парке, например, специально устанавливали дуплянки для летучих мышей: они борются с огневкой самшитовой, которая пожирала реликтовые деревья.

Города наступают на места обитания животных — раз. Летучие мыши, как видим, не возражают — два. Вирусы мутируют — три. Что делать?

— Изучать и учиться соседствовать. Это не только летучих мышей касается. Малоизученных групп довольно много. К примеру, рептилии всерьез не считались фактором, способствующим циркуляции инфекций, хотя на них вполне себе живут иксодовые клещи, которые переносят энцефалит, боррелиоз.

Прошедшей зимой мы исследовали то, что собрали с полосатой ящерицы на Кавказе. Результаты ошеломительные. Один из клещей дал положительную пробу на энцефалит. Для Кавказа это первый экземпляр с энцефалитом, подтвержденный молекулярно-генетическим (то есть самым надежным) методом. У нас, ученых, радости‑то специфические: «О, энцефалит доказали на Кавказе!». А каково населению… Возможно, и там со временем будет необходима вакцинация, как в других регионах.

Мы по несколько раз в год читаем: обнаружен вирус такой, сякой. Но до масштабов ковидной пандемии не доходит. То есть человечество не такое уж хрупкое.

— Тут надо правильно понимать. Это не они у нас в гостях, а мы у них. Вирусы появились, когда жизнь на Земле была представлена молекулами. И эволюция двигалась во многом благодаря вирусам. В геноме человека огромное количество их остатков, то есть они нам для чего‑то полезны. Например, за нормальное формирование плаценты у нас отвечает фрагмент вируса.

Гибель от вируса — несчастье для конкретных людей. А для популяции в целом — лучшая выживаемость.

Вы и о вирусах с пиететом говорите. А как оправдать конкретно паразитов? Что они такого сделали, что нельзя сказать: боженька, ну вот эту пакость никчемную ты зачем создал?

— Если говорить о макропарази­тах — клещах, блохах, глистах, — то у человека с ними довольно своеобразные отношения.

У более благополучной части населения планеты паразитов значительно меньше, чем у обитателей, скажем, некоторых регионов Африки, Южной и Центральной Америки. Но в «отсталых» регионах нет такого высокого уровня аутоиммунных патологий: астмы, аллергий, рассеянного склероза, ревматоидного полиартрита.

В развивающихся странах не знают, что такое болезнь Крона. И дело не в том, что не выявляют. Возможно, если иммунная система не встречает объект, с которым она должна сражаться, она ошибается и атакует организм. В последнее время даже предложена паразитотерапия. Я читала, в Центральной Америке некоторые клиники — уж не знаю, насколько они легально действуют, — заражают аутоиммунных больных простенькими гельминтами вроде аскарид.

Пример вообще‑то не новый. В XVIII – XIX веках сифилис лечили малярией. Антибиотиков не знали, смертность от сифилиса была высокой, сама смерть — ужасной, а малярийную лихорадку уже умели держать под контролем, потому что кора хинного дерева (источник хинина — эффективного противомалярийного вещества) в Европе к тому времени была известна. И человека заражали малярийным плазмодием. Больного лихорадило, температура тела превышала 40 градусов — бактерия-возбудитель плохо это переносит. Но тут надо соизмерять, насколько поможет это «меньшее зло». Эффективность такого лечения была процентов тридцать, а еще тридцать — погибали в ходе «лечения».

Дойдет до того, что мы пара­зитам еще и спасибо скажем.

— То, что вчера считалось паразитом, завтра может оказаться мутуалистом. Так называют объекты, с которыми у хозяина выстроены взаимовыгодные отношения. Например, перьевые клещи, живущие в опахале пера у птиц, считались паразитическими, пока не выяснилось: они не перья поедают, а объедают с них органические остатки, полезную работу делают.

В человеческом кишечнике ряд бактерий, которые поддерживают наше пищеварение и здоровье, начинали с паразитизма, а потом «передумали». Вообще задача паразита — приспособиться так, чтобы организм поменьше атаковал его своей иммунной системой, а для этого надо хоть какую‑то пользу приносить. Так что нормальный паразит стремится к мутуалистическим отношениям.

Вот вы предположили, что человечество не такое и хрупкое. Адаптивность вида доказывается именно фактом выживания. Выжил — значит адаптивный. Посмотрите: сколько ни выкашивали эпидемии, человек каждый раз выживал. Мы не хрупкие. А с учетом того, сколько людей на планете, — еще и очень адаптивны.


#ученые #исследования #наука

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 53 (7382) от 27.03.2023 под заголовком «Это не вирусы у нас, это мы у них».


Комментарии