Человек, который шел быстро

Имя фотографа и изобретателя Сергея Михайловича Прокудина-Горского сегодня хорошо известно: созданная им уникальная серия насчитывает несколько тысяч цветных снимков, запечатлевших самые разные уголки Российской империи начала ХХ века. Однако его наследие изучено еще не полностью, ошибки множатся, имя обрастает вымыслами.

Сергей Михайлович Прокудин-Горский, фото 1889 г. ФОТО из семейного архива автора

Как ни парадоксально, белым пятном в его биографии остается и Петербург. А ведь именно в нашем городе в 1901 году на Большой Подьяческой ул., 22, Сергей Михайлович открыл свою ставшую впоследствии знаменитой фотоцинкографическую и фототехническую мастерскую. А в следующем году объявил о создании цветных диапозитивов по методу трехцветной фотографии.

Годы его учебы в Александровском лицее (наследнике того самого, Царскосельского!) обычно или вовсе не упоминаются или упоминаются вскользь. Флером таинственности окутан и следующий этап жизни будущего изобретателя. Из публикации в публикацию кочует утверждение, что он оканчивал Технологический институт. Это не так. В Технологическом он преподавал, а учился в Петербургском университете, где началось его увлечение химией.

Делом жизни С. М. Прокудина-Горского было «снимать всю Россию», поэтому ландшафтных видов Петербурга он запечатлел немного. И все же они есть: это его фотографии на «открытых письмах», изданных общиной Святой Евгении. На оборотной стороне такой открытки помещалась эмблема Красного Креста и надпись на русском и французском языках: «С натуры. С. М. Прокудин-Горский. СПб.».

Один из этих фотоснимков представляет арку Новой Голландии, в проеме которой, как манящий мираж, красуется Благовещенская церковь в русском стиле. Найти такой ракурс! А может быть, потому и нашел, что был убежден: «душа Петербурга» соткана из открытости Западу и Востоку и в то же время глубоко связана с национальными традициями. В 1929 году церковь была снесена.

Сергей Михайлович был старшим братом моего деда Владимира Михайловича, относился к нему по-отечески, учил играть в шахматы. «Мой дядя Сележа», – так называла Сергея Михайловича его маленькая племянница Машенька – моя будущая мама. Ей нравилось смотреть, как «дядя Сележа» вынимал из ящичков «стеклышки» (негативы), наклеивал какие-то ярлычки, снова вставлял их обратно. Еще больше она любила смотреть, как из «стеклышек» он делал цветные «картинки на стене».

У Прокудиных-Горских часто гостила сестра жены Владимира Михайловича – Пелагея Петровна Нарышкина. Она приезжала со своим мужем Леонидом Никитичем. Тот увлекался фотографией и в свою очередь интересовался достижениями Сергея Михайловича. Нарышкины входили в толстовскую общину, это привлекало Сергея Михайловича.

Когда в огне Гражданской войны маленькая Машенька потеряла своих родителей, Пелагея Петровна удочерила ее и дала ей свою фамилию. Я помню Пелагею Петровну – я всегда называла ее «бабушкой». Она играла на скрипке, иногда вместе с Сергеем Михайловичем, который в юности мечтал стать концертирующим скрипачом. Но во время одного из химических опытов он повредил себе руку.

Сергей Михайлович вообще был богато одарен: талантливый изобретатель, отважный путешественник, а еще художник, который учился в Академии художеств, много рисовал и писал маслом. Среди воспоминаний моего детства – изображение Томика, любимой таксы моей бабушки. Она написала этот маленький холст, а Сергей Михайлович подправил его. Картина долго висела у меня над детской кроваткой, хотя вся потрескалась и облупилась.

Одержимый использованием неограниченных возможностей цветной фотографии, проекции и цветной «фильмы», Сергей Михайлович был человеком мощного интеллекта и государственного подхода к вопросам науки, техники, образования и культуры. Он хотел, чтобы его фотографии ознакомили жителей России со своим Отечеством, мечтал создать совершенно новую отрасль знаний – «Отечествоведение».

Его называли «человеком, который шел быстро»: он брал на себя все новые обязанности, новые сферы деятельности – выступал с докладами на международных конгрессах, организовывал фотовыставки в России и за рубежом, участвовал в комиссиях Императорского русского технического общества и многое другое. На него не сыпались награды, но о нем складывались легенды. Рассказывали, что, когда он приезжал на съемки, вокруг него появлялось свечение. Кромешная тьма, сыпавшиеся с неба звезды, вспышки при съемке – все это послужило основанием поэтической легенды. Среди простого народа, который становился объектом его фотографий в далеких провинциях, ходили даже легенды, что своей «каморой» он умел лечить.

Прокудин-Горский не отгораживался от больных, пленных, закованных в кандалы, которые смотрят на нас с его фотографий. Не щадил себя в жалости к людям и сочувствии к ним. Однажды спас человека, тонувшего у Стрелки Васильевского острова: им оказался студент Петербургского университета, не вынесший страданий неразделенной любви. Привел в благотворительный дом десятилетнюю девочку, оставшуюся сиротой. У этой «малютки», как называл ее Сергей Михайлович, умер отец, и она стояла возле дома, в котором когда-то жил Пушкин, держа в руках письмо, написанное ее умирающим отцом великому поэту с просьбой помочь. В шуме большого города Сергей Михайлович услышал «глас беды» и отчаяние «маленького человека» и не прошел мимо.

Он был не только великим изобретателем, но и великим гуманистом. Разделял горести простых не знакомых ему людей, которых встречал, которых фотографировал. Со временем возник живой образ человека-легенды – увлеченного своим делом романтика, всегда готового разделить чужую беду.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 112 (5729) от 24.06.2016.