Валентина Андреевна БИЛИЧЕНКО

ФОТО Александра ДРОЗДОВА

Поэма с героями

Музей расположен в Автове, за Нарвской заставой. Образован он буквально «на ровном месте» - Ахматова, скорее всего, в этих местах никогда не бывала. Осенью 1976 года он стал первым в стране посвященным великому поэту (слово «поэтесса» Ахматова не любила) и ее семье. Наша сегодняшняя собеседница создала его... при ПТУ кораблестроительного завода имени Жданова.

- Вам, Валентина Андреевна, не мешала эта фамилия? Ведь Жданов был одним из главных гонителей Ахматовой...

- Для меня это было абсолютно не важно. Я ведь тогда будто на крыльях летала - осуществилась моя заветная мечта. Мне дали комнату для музея!

Я принесла туда из дома все, что у меня было, вплоть до портьер, которые сшила мама. Она меня спрашивала: «Тебе хоть деньги там какие-то дают?». Я врала, что дают. Никто, конечно, ничего не давал. Потом, правда, оформили младшим библиотекарем с окладом 83 рубля. Из них я 50 отдавала фотографу - его работа стоила гораздо дороже, но у меня больше просто не было.

Всю экспозицию разрабатывала и делала сама. Клеила, забивала гвозди, развешивала и раскладывала, убирала и выносила грязь. А материалов становилось все больше - для изучения творчества Ахматовой мне разрешили работать в фондах Публички, присылали материалы из Центрального государственного архива. Это был какой-то Божий промысел! Чтобы разместить экспозицию, понадобилась вторая комната, потом третья.

Первые пять лет я была одна во всех лицах: директор, экскурсовод, уборщица. Вставала в пять утра, потому что в шесть приходил московский поезд с гостями-литераторами. Их ждали идеальная чистота и горячий завтрак...

- Как вы вписались в атмосферу ПТУ?

- Сначала, конечно, меня восприняли с подозрением - дескать, барынька какая-то дурит. А потом, когда увидели, что эта барынька надевает халат и вкалывает чуть не круглые сутки, зауважали. Как-то пришли трое мальчишек, предложили помыть пол. Разулись и в носках стали мыть... От экскурсантов не было отбоя - учебные группы ПТУ, классы соседних школ, работники завода Жданова и много-много кто еще. Все - и взрослые, и дети - слушали с открытыми ртами. Ничего подобного они не знали и нигде прочитать не могли.

А какие вечера мы устраивали! Я помогла навести красоту в актовом зале, оформила лестницу, которая до этого была ужасной. И по этой лестнице в этот зал поднимались не кто-нибудь - там пели прославленные Казарновская и Богачева, танцевала прима-балерина Кировского театра Габриела Комлева. И никто не говорил о деньгах - все выступали бесплатно! Там читал свои стихи Александр Кушнер, и он был поражен - зал набит битком. Хотя о музее, который все это организовывал, нигде официально не говорилось. Его как бы не было... А на каждом вечере дежурили ребята-пэтэушники в своей красивой морской форме, и гости мне говорили: «Откуда вы взяли такие благородные лица?»

- И все вдруг полюбили Ахматову?

- Да господь с вами! Еще много было людей старшего поколения, знавших об Ахматовой лишь по сталинскому постановлению «О журналах «Звезда и «Ленинград» и речи Жданова. Пошли возмущенные письма «в инстанции». Меня вызвали в КГБ, побеседовали, но ничего предосудительного в моей работе не усмотрели. А я устроила для ветеранов великолепный концерт. Выступали артисты из Малого театра, я читала стихи Ахматовой. После концерта ко мне подошли смущенные зрители: «А мы и не знали, что Ахматова была патриоткой...»

- А как вели себя те, кто был близок к Ахматовой? Эти люди, казалось бы, должны были испытывать к вам благодарность...

- Так было, но далеко не всегда. Искренние, теплые чувства питала к нам подруга Ахматовой балерина Татьяна Вечеслова. До последних дней был с нами Лев Николаевич Гумилев. Многолетняя дружба связывала меня с Фаиной Раневской. Ее письма со словами поддержки храню, как великую драгоценность. Так же, как и ее дар - слепок руки Ахматовой.

Но был целый клан людей, считавших себя единственными «хранителями памяти» Ахматовой. Кто такая эта Биличенко?! Выскочка, самозванка! Как она посмела?! И на меня устроили изощренную, по всем правилам, атаку. Однажды перед 5 марта, когда должен был состояться традиционный вечер в годовщину смерти Ахматовой, мне позвонили. «Вы Биличенко? Мы вам сочувствуем. Мы люберецкие, приедем вас мочить». Я спросила: «Простите, а что такое мочить?». Человек ответил: «Мне вас жаль». И тогда впервые я обратилась в милицию. И на вечере дежурили несколько милиционеров. А молодой поэт Леша Любегин защищал меня со спины.

Все прошло спокойно, но через два часа после окончания вечера мне позвонили. Еще через два часа - снова. И так - круглые сутки. Говорили разные гадости. Я не могла отключить телефон - тяжело болела мама, я должна была быть постоянно на связи. И вот глубокой ночью, в очередной раз подняв трубку, я сказала: «Простите пожалуйста, а можно я вам почитаю стихи?». Читала долго, наконец трубку повесили, и больше звонков не было.

Как я потом узнала, был создан целый «штаб», рассылавший во все инстанции доносы на меня. Пошли комиссия за комиссией. Меня обвинили во всех смертных грехах. Одна начальственная дама даже договорилась до того, что я «разворовала музей»...

- Но были же и те, кто вам помогал?

- А как же! Вот письмо Евгения Евтушенко с припиской: «Используйте это в любых инстанциях для хлопот». Боролся за нас академик Лихачев - лично беседовал с министром культуры. Натан Эйдельман провел в музее три часа и назвал его «поэмой с героем». А потом он поехал на Литейный в «Старую книгу» и попросил там, чтобы для меня оставляли все по Серебряному веку. По завещанию известного театроведа Раисы Беньяш музею досталась обстановка комнаты конца ХIХ века - картины, мебель, фарфор, напольные часы... Вообще завещали многие, но родственники умершего обычно были против, и я никогда не вступала в борьбу. Считала это делом недостойным. Музей должен быть храмом. Здесь все должно быть чисто и по любви!

Помогали и простые люди - несли редкие книги, документы, фотографии, произведения живописи и графики. Мне поверили - поняли, что лично мне ничего не надо. Все - только для того, чтобы люди узнали, какое это чудо - Серебряный век. И экспонаты «заговорили»! Когда они были «разбросаны в пыли по магазинам», ими никто не интересовался. А когда в них вложили душу, они оказались нужны тысячам! В музей при ПТУ люди ехали не только со всей страны, но и из-за границы. Италия, Франция, Польша, Англия... Человек из США, где создавался подобный музей, дважды специально приезжал ко мне для консультаций.

- Это уже не музей при училище, а училище при музее...

- Вот именно. И руководителей учебного заведения это стало напрягать. После долгой борьбы, о которой я даже не хочу вспоминать, мне наконец отдали помещение бывшей библиотеки. К тому времени город присвоил музею статус народного и выделил две ставки. Уборщицу дал завод. Но требовался огромный ремонт...

- Говорят, что все это обеспечил ваш муж, Анатолий Петрович Биличенко.

- Да, Толя был генеральным директором порта. Если бы не он, никакого музея, конечно, не было бы. Транспорт, грузчики, стройматериалы... А у меня каждый зал решен в разном цвете, в зависимости от темы. Краска, портьеры, обои - все это надо было найти, купить, привезти. Большую часть работ я делала сама. В том числе ночами. А там же было море крыс! Ночью они ходили буквально стаями. Я с ними разговаривала... А однажды упала со стремянки и очень сильно разбилась. Да это был уже не первый раз. Я разбивала пальцы в кровь, мне падало на ногу огромное стекло от витрины. По больницам, в которых мне пришлось лежать, можно провести отдельную экскурсию. А инфаркт... Ведь люди же, глядя на мой цветущий вид, об этом даже не догадываются. И все это со мной делил Толя - бесконечно занятой, кристально честный и абсолютно преданный мне человек.

- В новых стенах вы вздохнули свободнее?

- Разумеется, поначалу пребывала в полном счастье... Первыми экскурсантами были пьяницы, которые, пока я работала, все время пили под моим окном и страшно матерились. Однажды вдруг они торжественно приходят ко мне, в кулаках сжимают деньги и просят показать музей. И я провела им такую экскурсию! Деньги, правда, они мне так и не отдали, но мата под своим окном я больше не слышала. А потом уже были люди из Австралии, из Японии... И было все - и сотни экскурсантов, и торжественные вечера, и концерты при переполненном зале, и цветы. Приходили поэты, писатели, музыканты, артисты - все восхищались, говорили красивые слова.

- Власти Кировского района, прямо скажем, небогатого на музеи, наверное, вас должны были на руках носить...

- Увы... Однажды пришла какая-то женщина, осмотрела музей, повосхищалась, а через несколько дней мне представили ее как директора районного Культурного центра, куда мы вошли на правах литературного подразделения. Без имени Ахматовой... Я не помню, как швырнула заявление об увольнении. Мое терпение лопнуло. Чиновники семь раз теряли мои документы на звание заслуженного работника культуры! Они не шевельнули пальцем, когда я здесь падала от усталости. Они не дали ни копейки на этот музей. Это дворник, когда у меня хлестала кровь из ноги, пришел и, чтобы меня успокоить, где-то украл стекло и вставил в ту витрину. Это люди из службы по борьбе с крысами, видя, как я тут пластаюсь, за свои деньги вывели этих крыс. Музей НАРОДНЫЙ в полном смысле этого слова, а не чиновничий!

- И вы ушли?!

- Да, ушла. На тот момент в музее уже был небольшой штат. Часть людей тоже уволились, троим дали ставки по ведомству отдела культуры. А одна год держала оборону и никого не пускала в музей. Изредка приходила я, нелегально проводила экскурсии. Однажды пришла эта тетя, но посетители выставили ее за дверь. Но она явилась уже вместе с комиссией во главе с председателем городского комитета по культуре. Он все посмотрел, всех выслушал и сказал пришедшим с ним: «Ну и наломали же вы дров!». А потом я выступила по городскому радио и назвала фамилии этих чиновников. Но только один из них нашел в себе мужество передо мной извиниться.

Вскоре после этого меня пригласили в Смольный. Сидит комиссия из женщин, во главе стола мужчина. И вдруг он говорит: «Валентина Андреевна, почитайте нам стихи». Женщины зашумели: «Зачем нам тут стихи?!». А он: «Кто против Ахматовой?». Все замолчали. И я читала им стихи. Читала Ахматову в Смольном! Разумеется, в музей меня вернули. И статус восстановили. А потом дали нам новое помещение, на Автовской, 14, где мы c 2000-го сейчас и находимся.

- Зачем? Ведь все уже вроде наладилось!

- Представьте, на Стачек уже стало тесно. А здесь двухэтажное помещение бывшего детского сада - как мне сказали, 1200 квадратных метров. Несколько месяцев я, не вставая, разрабатывала экспозицию, рассчитанную на эту площадь. А потом оказалось, что там - в два раза меньше. А в подвале прямо под музеем собираются сделать кафе и уже начали ремонт. И вход в музей и кафе должен был быть через общую дверь! Тогда я собрала все семейные сбережения и выкупила этот подвал. Ремонт - тоже наполовину деньги моей семьи, наполовину - порта. Все заслуга Толи. А потом его не стало...

- Он успел сделать для вас главное...

- Да, все, что я задумала, благодаря ему удалось воплотить. Рабочие, которых он прислал, видя, что я ненормальная, старались изо всех сил. Из дома я принесла мягкую мебель, зеркала, ковры, оборудовала столовую и помещения для персонала. Сегодня в штате, между прочим, 23 человека. Нынешняя экспозиция у меня уже восьмая. Но она постоянно совершенствуется. Преобразились «Комната памяти», залы «Реквием», «Бродячая собака», «Поэма без героя». Несколько лет длилась работа над «садом поэтов». Получилось чудо - можете посмотреть. Новый уголок - африканские путешествия Гумилева. У нас огромные фонды, и все они в идеальном состоянии - нет ни одной неучтенной бумажки.

- Не стало ли меньше посетителей теперь, когда в городе есть государственный музей в Фонтанном доме?

- Сегодня мы тоже государственный музей. Но Фонтанный дом - официальный, в нем - заданность, обусловленная аутентичным пространством. А у меня - пространство нежности и любви. И оно притягивает к себе сотни людей, которые не находят этого в современной жизни. Помимо экскурсий у нас огромная культурная программа. Само собой, традиционные вечера памяти Ахматовой в день ее рождения и смерти. Новая традиция - вечер памяти Толи «Для любви не названа цена». Литературно-музыкальные вечера для школьников - график плотный, расписан на много месяцев вперед. Ежегодно в день памяти Пушкина мы вручаем премию победителю школьного Пушкинского конкурса. Каждую весну - школьный фестиваль «Играй, свирель!». Это потрясающе красиво - детские ансамбли, состоящие из одних свирелистов!

Работаем мы и со школой «Динамика», где обучаются дети с ДЦП. Когда они пришли в первый раз, у меня сердце кровью облилось. Но я выбрала самого больного ребенка и работала на него. В жизни не забуду, как они, кто мог, поползли на второй этаж. «Мы хотим посмотреть!..» Несколько раз в году я устраиваю для них концерты на свои деньги. И они пишут мне такие слова... Сама оплачиваю и специальные концерты для ветеранов - но уже в Красносельском районе. В нашем, Кировском, как поняла, со мной не очень хотят работать. Хотя присвоили звание почетного гражданина района. Впрочем, мне это сейчас уже не так важно. Я научилась жить по Пушкину: «Хвалу и клевету приемли равнодушно...».

Подготовил Михаил РУТМАН

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в наших группах ВКонтакте и Facebook