Иван МЕНЬШИКОВ
Два года назад наш собеседник, придя устраиваться на работу, отрекомендовался так: «Могу просто объяснить сложные вещи». И стал учителем математики – притом что сам по образованию – химик, и образование это, хоть и высшее, но не педагогическое. Тем не менее Иван Андреевич сначала победил в районном конкурсе «Педагогические надежды», а затем в городском. То есть сегодня он – один из лучших начинающих учителей. Каково это вести классное руководство и заканчивать аспирантуру; как совмещаются уроки и компьютерные игры; почему не нужно помогать детям делать «домашку» и чем хорош ЕГЭ?.. Обо всем этом мы беседуем накануне 1 сентября.
ФОТО Сергея ГРИЦКОВА
«Чупа-чупс» как пособие по геометрии
– Интересно, с чего вдруг молодой человек решает стать учителем? Мечтали бы стать педагогом – пошли бы сразу в педагогический вуз.
– Я поступал в СПбГУ в 17 лет, не представляя, кем хочу быть, и выбирал по симпатиям к тем или иным учителям и школьным предметам. Нравилась химия, поэтому выбор пал на химический факультет. Но быстро понял, что работа в лаборатории не мое, попробовал поработать программистом в частном бизнесе, о своем деле задумывался – но чувствовал, что и это не для меня.
Я понял, что заниматься не очень интересным делом только ради денег не смогу. Хотелось делать и что-то «общественно полезное». Открыл список учительских вакансий, причем искал обычную районную школу, не с уклоном. Так получилось, что в школе я нашел то, что искал.
– Не смущало, что вы не владеете педагогическими методиками? Или и без методик все можно объяснить человеческим языком?
– В Большом университете нам давали основы психологии и педагогики, но пришлось за месяц перед учебным годом наверстывать – изучать методику преподавания предмета. Мне это не показалось сложным. Наверное, когда это действительно необходимо, то дается легче, чем в педагогическом вузе, когда учишь теорию и еще не уверен, будешь ли учителем и пригодится ли все это.
Умение объяснять – довольно интуитивная вещь, поэтому многие студенты успешно занимаются репетиторством. Но неправильно преуменьшать значение методик: объяснить своему ребенку таблицу умножения – это не то же самое, что объяснить ее целому классу. Я быстро почувствовал, что в некоторых вещах мне не хватает компетенции. Именно в преподавании. По таким вопросам мне помогали коллеги.
Вообще я за то, чтобы в школу приходили выпускники из разных вузов. Но не многие решаются хотя бы попробовать. Узнав, где я работаю, многие удивляются.
– Почему, угадайте с одного раза.
– Огромное количество стереотипов о школе. Это первое. Второе – молодежь не верит, что можно изменить систему. Ну и, в-третьих, многие боятся работать с детьми.
– Казалось, первое, что вы назовете, – зарплата.
– Она оказалась выше, чем я ожидал. И довольно быстро растет: существенная часть начисляется за внеурочные мероприятия, за кружки. К тому же можно повышать квалификацию, получать более высокую категорию – это тоже влияет на размер зарплаты. А повышать квалификацию реально хоть дома за компьютером – масса возможностей.
Мне кажется, сейчас индивидуальная инициатива начинает значить больше, чем воля государства. Конечно, у государства есть определенный заказ, но далеко не все сферы оно может контролировать. Частная инициатива, желание изменить что-то в своем доме, своей школе, микрорайоне, городе – становится все актуальнее. И в этом смысле выходит на первый план интересное дело, а деньги становятся лишь одним из ресурсов.
– Зарплата не праздный вопрос: это ключевая причина того, что в нашей школе дикая нехватка педагогов-мужчин.
– Да, не очень здоровая ситуация, когда в школе, которая должна социализировать, у детей перед глазами пример только «женский».
И неправильно, если все учителя примерно одного возраста. Ребенок должен ориентироваться в обществе и учиться у людей разных поколений. Хотя бы потому, что склонности у поколений разные. Я, к примеру, увлекаюсь компьютерными играми, а у старшего поколения они обычно вызывают неприятие. Хотя компьютерные игры вполне способны развивать: в последнее время появилось множество научных исследований с внедрением в образование игровых элементов – так называемая геймификация. Игра – это то, что ребенок делает с удовольствием, так он легко усваивает довольно сложные алгоритмы, механику, факты – и это не вызывает у него отторжения, как часто бывает на обычных уроках.
– Вы – классный руководитель?
– Да, мне сразу дали класс – пятый. Сейчас мои ребята пойдут в седьмой. Скажу честно, это самая сложная часть работы. До «трудного возраста» мы пока не дошли, но я уже морально готовлюсь – книжки по педагогике читаю.
Отдельный вопрос – общение с родителями. Мне кажется, они стали меньше перекладывать ответственность за воспитание на школу. Будем откровенны, школа не в состоянии воспитывать детей так же хорошо, как это могут делать родители. Учитель-предметник видит ребенка 45 минут в день, причем не одного, а целый класс. Меня радует, что родители требуют от школы в первую очередь образования. И, кстати, некоторые нередко на моих уроках присутствуют.
Но у меня есть временное «отягчающее обстоятельство»: пока что абсолютно все папы/мамы старше меня, к тому же я стал классным у пятиклассников, а родители детей такого возраста очень придирчиво и тщательно следят за успехами ребенка. И у каждого свои представления о том, что должен делать учитель. Нередко я соглашаюсь с их мнением, ведь они своих детей знают лучше, но бывали и неудачи, когда родители занимали бескомпромиссную позицию.
Это болезненно, особенно для молодого учителя, у которого и так нет уверенности в том, что он все делает безусловно правильно.
Мне нравится, что руководство школы поддерживает молодых специалистов и дает им больше свободы: я благодарен директору Ольге Николаевне Калашниковой, завучу Галине Алексеевне Нуянзиной за готовность дать молодому учителю шанс сделать что-то так, как он считает правильным. Притом что, повторюсь, само по себе решение взять молодого специалиста без педагогического образования было смелым. Правда, сейчас я пишу диплом в Академии постдипломного педагогического образования. И мне кажется, это идеальный вариант: пусть в школу приходят люди с любым высшим образованием и параллельно получают педагогическое. Хотя это трудно.
– Еще бы. Вы ведь еще и аспирант на химфаке СПбГУ. Это-то зачем?
– В магистратуре я не успел закончить очень интересный проект из области компьютерного моделирования в химии. Это перспективное направление, оно позволяет многие химические задачи решать с помощью современных компьютеров. Не всегда ведь можно провести эксперимент. Не хотелось оставлять работу на полуслове – потому и поступил в аспирантуру.
– Вы для школы все равно человек несколько «со стороны». Возможно, вам виднее, что в школе просто необходимо менять.
– Опыта у меня пока мало, неловко заикаться о проблемах, которые я вижу. Тем более что часто они оказываются вовсе не проблемами.
Школа нам досталась по наследству от индустриальной эпохи, от советской эпохи. Всем очевидно, что нужно что-то менять, поскольку меняется общество, меняются требования к специалистам, но не очень понятно, что конкретно надо делать.
Государство как-то влияет «снаружи», задавая новые образовательные стандарты. Идея понятна: мы очень смутно представляем себе, какие качества потребуются сегодняшним детям через 15 – 20 лет. Поэтому упор делается на универсальные вещи, которые пригодятся наверняка: на умение анализировать, ставить цели, определять приоритеты, критически думать. На надпредметные знания, которые позволят ориентироваться в окружающем мире. Но школьная система громоздкая, поэтому перемены происходят очень медленно.
Однако у меня ощущение, что направление, в котором мы движемся, – в целом правильное. Был сильный перекос, когда качество образования зависело фактически от того, попал ли ребенок в «продвинутую» школу. Стоило появиться сильному учителю в обычной школе – его тут же переманивали в гимназию-лицей.
И еще мне кажется правильным, когда в одной школе в старших классах организуются разные направления. В нашей есть физматклассы, но планируются и гуманитарные профили. Бывает, ребенок вынужден в старших классах «встраиваться» в направление, которое ему не очень интересно, просто потому что другого нет, а школа хорошая и не хочется переходить в другую.
– Но вы сами в 17 лет не знали, кем будете, а тут 15-летние должны определиться, кем быть – «физиками» или «лириками».
– Если школьник не может определиться, можно учиться в общеобразовательном классе, где дисциплины представлены равномерно. Но я не уверен, что это панацея: сложно говорить о детях «в целом». Все всегда очень конкретно.
К тому же есть внеурочная учебная деятельность, в кружках школьник может заниматься непрофильными предметами.
– Кстати, вы ЕГЭ сдавали?
– Я сдавал ЕГЭ на этапе его внедрения, только русский и биологию – по математике была контрольная.
В целом я к ЕГЭ отношусь положительно. Да, у этого экзамена есть недостатки: на мой взгляд, главный – в том что школьник в 11-м классе весь год, по сути, не занимается своим образованием, а готовится к трем-четырем предметам по ЕГЭ...
– Так вот именно!
– ...но все же эта ситуация мне кажется более поправимой, чем та, которая существовала раньше. Прежде выпускник периферийной школы имел неизмеримо меньшие шансы получить хорошее высшее образование, чем петербуржец и москвич.
Когда критикуют ЕГЭ, как правило, имеют в виду давние его варианты, а он сильно изменился. Например, он уже предполагает не только тест, но и развернутые ответы.
Да, многие ребята готовятся к ЕГЭ, просто заранее «нарешивая» огромное количество заданий. Но так ли это плохо? Для многих это способ с помощью усердия и упорства поступить в вуз. А там у них появятся более широкие горизонты, больше возможностей узнать свои сильные и слабые стороны и определиться с профессией.
– Вы – учитель математики. Нередко ребенок в средних классах просто перестает понимать этот предмет и уже «обречен» идти на что-то гуманитарное, хотя мог бы проявить себя и в других областях. Чувствуете свою ответственность?
– Ох, меня она преследует уже два года! Да, успех любого предмета в первую очередь зависит от учителя. В конце концов на уроках математики главное не то, чтобы дети запомнили побольше формул, а чтобы они научились логически мыслить.
Если контакт налажен, предмет становится любимым, ребята дополнительную литературу читают. Но кому-то действительно нужно больше внимания, больше времени, чтобы понять тему. В моем классе 30 учеников. Много. Я это понял, когда из-за очередного сезонного заболевания на уроке было всего 17 человек. И это была совершенно иная эффективность.
Дети сами рады возможности закрывать какие-то свои пробелы, разбирать тему после урока, но тут многое зависит от родителей. Я против того, чтобы родители делали домашнюю работу с ребенком. Домашнее задание дается с тем расчетом, что ученик в состоянии сделать его сам. Если не в состоянии, я бы хотел это знать. Помощь родителей часто маскирует проблему. Здесь бы лучше не помогать ребенку решать задачи, а не упустить, если у него что-то не получается. Чтобы вовремя с учителем наверстать и не доводить до ситуации, когда у ученика школа будет ассоциироваться с неуспешностью, с чем-то неприятным.
У меня самого были очень сложные отношения в школе с физикой, и только к 11-му классу я «нагнал».
– Вы говорили про кружки. Кажется, собирались взяться за астрономию, которую уже много поколений школьников не изучают.
– Астрономия – это мечта на будущее. В первый год я вел кружок по робототехнике, во второй – по многогранникам. Эту работу, кстати, я и показывал на конкурсе. У меня друг прекрасный, Борис Миронов, придумал целую технологию создания объемных фигур, многогранников, с помощью буквально одного куска лески и трубочек наподобие тех, которые из-под «чупа-чупса». Там все хитро: проволока должна пройти каждую трубочку ровно два раза, стыки должны быть абсолютно одинаковые...
Работа требует хорошего пространственного воображения. Дети иногда такие многогранники сооружают, какие мне и в голову бы не пришли. И на традиционных уроках этот талант не раскроешь. Разве что потом, когда начнется геометрия. А многогранники ведь всюду встречаются: в химии, биологии, архитектуре...
А в этом году, возможно, будем с ребятами разрабатывать простые компьютерные игры. Делать игры вдвойне интереснее, чем в них играть.
– Вы ведь сами не такой уж давний школьник. Видите сходство с нынешними? Или несходство...
– Мне кажется, несходства в основном поверхностные. Связанные, например, с нынешним обилием гаджетов. Мы после уроков шли общаться во двор, а нынешние дети больше индивидуализируются в реальном мире, но все больше соединяются в виртуальном. Это неизбежный процесс. Можно попытаться использовать его с пользой, но препятствовать ему – странно.
– Если бы вы не пошли работать в школу – кем бы стали? И как видите свое будущее?
– Если бы не школа, вероятно, остался бы в университете. Занимался бы наукой или, кстати, опять же преподавал.
Заглянуть на 5 – 10 лет вперед не рискну. Мне нравится в школе – может, со временем появится какая-то административная работа. Думаю даже, у меня это будет неплохо получаться. Не хотелось бы совсем отрываться от детей и заниматься только бумагами, но если хочется повлиять на что-то, то административная работа дает больше возможностей, чем чисто учительская.
– На хобби времени хватает?
– Времени совсем мало... Я очень люблю бадминтон: при университете секция прекрасная, можно с нуля достичь некоторых успехов. Хорошо развивает координацию, быстроту реакции.
А если получается читать что-то кроме литературы по работе – по-прежнему люблю фантастику. Азимов, Лем, Каттнер...
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 159 (5532) от 28.08.2015.
Комментарии