Скрипка и немножко нервно

Прославленный скрипач Михаил Гантварг недавно отметил 70-летие. Первым большим концертом в серии юбилейных стало его выступление во дворце Белосельских-Белозерских, где вместе с Санкт-Петербургским ГАСО под управлением Александра Титова он исполнил концерт Мендельсона, а в партнерстве с молодым скрипачом Чингизом Османовым - Концерт для двух скрипок ля минор Вивальди. Прослуживший на посту ректора петербургской Консерватории с 2011-го по 2015 год, Михаил ГАНТВАРГ сегодня рассказал музыковеду Владимиру ДУДИНУ о не слишком радужных перспективах российского музыкального образования.

ФОТО из личного архива М. Х. Гантварга

- Михаил Ханонович, трудно сегодня учить и растить солиста? Именно солиста, а не музыканта симфонического оркестра.

- Молодым музыкантам очень трудно. Коль скоро на тысячу рублей не прожить, они уже на 2 - 3-м курсах идут служить в театр через дорогу от Консерватории и сразу получают денег больше, чем профессор, у которого учатся. Я не против нормальных денег, но тогда профессор пусть получает больше. Когда я учился, концертмейстер заслуженного коллектива Филармонии Дмитрий Семенович Либерман или концертмейстер Большого театра получали 500 рублей - это была огромная зарплата. Но профессор-то тогда получал 440! Это соизмеримо было.

Как мы можем сейчас говорить о том, чтобы студент хорошо учился? Мы, конечно, идем на то, что они не могут прийти на один-другой уроки, потому что у них спектакли или концерты. Но как может студент в таких условиях раскрыть свой потенциал? Уже хорошо, если они не деградируют, но ведь бывает и так, что к пятому курсу им приходится вспоминать материал, с которым они поступали. А студенты, которые обзаводятся семьей. Что им делать? Кормить же семью надо, за квартиру платить... И где мы будем тогда брать кадры?! Возраст преподавательского состава нашей Консерватории зашкаливает за верхний предел. А почему? Потому что человеку, который захочет стать профессором, понадобится сто лет, чтобы добиться этого. Мина замедленного действия в нашем образовании, конечно, рванет в какой-то момент и ударит по тем же театрам. Квалификация исполнителей рухнет.

- Вы уже два года, как не отвечаете за всю Консерваторию. Поспокойней вам стало?

- Я вернулся к тому замечательному состоянию, когда утром просыпаешься и не думаешь о том, что крыша может протечь или паровое отопление рвануть. Могу проснуться не в семь, а в девять, подумать о музыке, выпить спокойно кофе, потом поиграть, попреподавать, сыграть концерт... Нормальная творческая артистическая жизнь. Я же не рвался в ректоры. Просто я очень люблю (хотел сказать, что любил, но скажу - люблю) нашу Консерваторию. Меня привели сюда на педпрактику в 1955/56 году в старое, разумеется, здание, где лежали роскошные ковры, пережившие войны. Это был храм искусства. Маленький ребенок из коммунальной квартиры заходил сюда и понимал, что попал в пространство, которое иначе как храмом и не назовешь...

Потом я учился в замечательной школе-десятилетке, где были потрясающие педагоги. В нас вбивали закон Ньютона, из химии помню до сих пор о том, что H2SO4 не надо пить на уроках, а H2SO3 можно только нюхать... Географию и историю мы знали. Понятно, что музлитературу и гармонию с сольфеджио, хочешь не хочешь, а приходилось выучивать. На скрипке я прилично играл вскоре с момента начального обучения. Маме сказали, что у нее мальчик способный, когда мне было лет семь. И с тех пор моя нормальная жизнь закончилась: она стала творческой.

- Юрий Хатуевич Темирканов примерно то же самое говорил об учебе в той же школе, о раннем вставании...

- Равной системы музыкального образования не было нигде в мире. Сейчас у нас такого уже нет, и мы знаем, кто тому виной. В свою бытность ректором я неоднократно на всех совещаниях говорил: «Товарищи, давайте не будем закидывать в бульон курицу, несущую золотые яйца! Давайте будем яички от нее получать». Нет - решили ощипать и бросить в бульон. Музыкальное образование оказалось на грани коллапса. Детей надо любить. Если ты любишь ребенка и хочешь, чтобы он был настоящим музыкантом, жалость не то чувство, которое надо к нему испытывать. Надо быть требовательным. Сейчас у детей сколько отвлекающих маневров - гаджеты эти, игры. А у нас что было? Мячик, футбол, мороженое за девять копеек...

- Кино еще, наверное?

- Да, точно, еще кино, куда я ходил, поскольку у нас в квартире жила мама знаменитого артиста Николая Константиновича Черкасова. Она меня водила в кинотеатр «Знамя» у Технологического института. Потом ей звонил сам Николай Константинович: «Мамочка, ну как?». И мама говорила, что вот тут ей не понравилось, а там было лучше. Она была его главным ценителем и критиком. Моей маме она сразу говорила: «Мишка у вас - талант»...

В Консерваторию меня привела соседская девочка, потому что мама сидела с моим маленьким братом. Меня спросили, на чем буду играть - на скрипке или виолончели? Я понял, что виолончель - очень тяжело... Вот прошло 65 лет - как один день. Ну, может быть, два.

- Ваша карьера сложилась успешно, и сольная, и педагогическая. Была возможность рвануть еще выше и дальше...

- В стратосферу, что ли? Там же дышать нечем! Надо соизмерять. Жизнь не может состоять только из девяноста спектаклей за 10 или 20 дней. Потом руки и ноги начинают болеть. Жить второй жизнью не получится. Удовольствие и много всяких приятных вещей в жизни есть, особенно когда ты молодой. Отказаться от этого? Конечно, есть такие, как Гриша Соколов. Но он один, вот такое у него служение. Я не из этой плеяды. Я люблю жизнь во всех ее проявлениях. Иначе что я мог бы вспомнить? Если я сыграл в своей жизни 200 раз концерт Брамса, а сказал бы, что 400? Важно один раз, но хорошо, верно?

- Интересен ли вам кто-то из современных скрипачей-звезд?

- ХХ век был золотым веком скрипичного искусства, не буду перечислять имен. А сейчас скрипичное искусство в мире находится в упадке. Наблюдается стремительное движение вниз. Оно и понятно, потому что трудно научиться, слишком много всяких отвлекающих маневров. Мне недавно сказали об одном знаменитом скрипаче: хорошо, что он успел выучиться, пока не было компьютеров, иначе ничего бы не вышло.

- Но все же кто соответствует вашим строгим критериям?

- Могу назвать Перельмана, Цукермана, но они уже немолодые. Помоложе - никого.

- А голландка Янин Янсен, например?

- Девочки все косят под Анну-Софи Муттер, на их фоне она сильно выделяется. Конечно, и она пережила свои лучшие годы. Муттер повезло, она общалась с Караяном, который в музыкальном плане привел ее к определенному качеству. Мне в моей жизни очень повезло на учителей, на людей, с которыми мог пообщаться, на дирижеров в том числе. Не говорю о Юрии Хатуевиче, с которым много общался, но и Светланов, Хайкин, Рахлин, Рождественский... Наблюдая за их творческим процессом, я учился анализировать свое исполнение. Замечательные были профессора, среди которых Исайя Александрович Браудо, знаток музыки Баха и добаховского периода, Надежда Александровна Голубовская - знаток исполнения моцартовских произведений...

- Сейчас, должно быть, везет вашим ученикам, с которыми вы делитесь опытом?

- Да, я считаю, что им везет. В мой класс попасть трудно, но кто попадает, сразу понимает, куда попали. Что валять дурака, если и можно, но не нужно...