Операция «Фауст»

В театре «Санкт-Петербург опера» представили последнюю премьеру сезона - оперу «Фауст» Гуно в постановке Юрия Александрова.

Мефистофель (А. Пашиев), доктор-убийца, «лечит», ставя жестокие эксперименты. ФОТО предоставлено пресс-службой театра

Композитор Шарль Гуно внес свою лепту в бессмертие литературного шедевра Гете. Но в силу особенностей жанра и культурно-исторического контекста он написал оперу с сильным бытовым элементом, фактически про жизнь нашу. Но именно поэтому масштаб трагедии Гете в ней ощущается едва ли не больше, чем в литературном первоисточнике. При всем изобилии вальсочков, маршиков, песенок в опере Гуно вскрывается такая изнанка жизни, от которой мурашки по коже.

Обо всем этом мировая режиссура высказалась уже не раз. Свой «Фауст» с не до конца понятными режиссерскими намерениями существует с недавних пор в Мариинском театре. Очередь дошла до «Санкт-Петербург оперы». Юрий Александров в последние годы приучает зрителей к разным температурным режимам своего творчества. То поставит китчевых «Искателей жемчуга» Бизе, оперу, в которой все так нарочито красиво, что больше похоже на вампуку, то вдруг переметнется в сторону итальянского кинореализма в «Сельской чести» Масканьи, то начет сыпать гэгами ниже пояса в «Любовном напитке» Доницетти... Или так усыпит бдительность в оперетте «Корневильские колокола» Планкетта, что пригрезятся застойные времена советской культуры. Словом, любит этот режиссер обмануть ожидания, организовать встряску.

«Фауст» здесь вдруг зазвучал с такой яростью, что при некоторых мизансценах хотелось от ужаса закрыть глаза и сбежать из зала. В XXI веке режиссер Александров заставил убедиться в пророческих предчувствиях немецкого поэта. Люди не научились любить и сочувствовать - научились только мучить друг друга, ставя жестокие эксперименты. Об этом и поставлен спектакль в театре «Санкт-Петербург опера».

Режиссер прибегнул пусть не к самой свежей, но действенной метафоре «медицинского осмотра», сделав не только «доктора Фауста», но и Маргариту пациентами опасного доктора-убийцы Мефистофеля, занимающегося исследованиями в области человеческого мозга. Вместе с пышногрудой медсестрой Мартой он работает над управлением, программированием и наблюдением за состоянием больного Фауста. В этом недобром мире мерзавцем оказывается даже безобидный Зибель, который у Гуно значился как персонаж, пылко, но безответно влюбленный в Маргариту. Здесь он предстал веселящимся молодчиком в баварских шортиках на лямках.

Толпа и у композитора была прописана как «общее место» в жанре пошловатого вальсочка. А тут и вовсе эти так называемые люди выступили как человеческий мусор, трэш, как «отбросы общества», отвыкшие вести себя достойно, но привыкшие кривляться, гоготать и глумиться. Художник Вячеслав Окунев нарядил их в манере неформалов 1980 - 1990-х: в экстравагантных черно-красных латексных костюмах угадывались символы мусора - банки из-под колы, коробки и прочие раздражающие агрессией знаки поп-культуры.

В хищном мире Маргарита не жилец. А потому она молится, прядет пряжу (в этой версии Юрий Александров дал героине спеть не везде исполняемую изумительной красоты песню за прялкой) и чего-то ждет. И дожидается зомбированного Фауста, которым манипулирует ловец душ человеческих. Юрий Александров и сам жестко управляет музыкой, направляет ее в русло концепции, отчего апокалиптически звучит орган в церкви, куда беременная Маргарита пришла замаливать грехи. Плод греха яростно выдран из чрева Мефистофелем - после такой сцены солнце в этой мрачной постановке уже никогда не взойдет.

При всех этих постановочных ужасах отрадой на премьере была музыкальная часть оперы. Режиссерское накачивание партитуры не прошло бесследно ни для оркестра, ни для солистов, работавших с подъемом. Оркестр под управлением Максима Валькова захватывал остротой вчитывания, внимательностью к чуткому жесту дирижера.

Тенор-премьер этого театра Сергей Алещенко превосходно провел в столь экстремальных режиссерских условиях свою заглавную партию. Сопрано Татьяна Кальченко восхищала, предоставив редкую возможность драматически прочувствовать красоту и глубину переживаний Маргариты, трагизм ее существования. Трагическую линию своей семьи поддержал и брат Маргариты в великолепном исполнении Дмитрия Уди. И по-королевски держал себя надменный Мефистофель в исполнении Алексея Пашиева, чей баритон с легкостью и шиком справился с басовым предназначением этой партии.