Еще раз про нелюбовь
Фильм Андрея Звягинцева «Нелюбовь» (уже получивший приз жюри на Каннском фестивале и «Гран-при» на мюнхенском) выдвинут на «Оскар» от России. Незадолго до этого режиссер встречался со зрителями - представлял фильм на псковском «довлатовском» фестивале «Заповедник». Текст ниже имеет смысл читать тем, кто фильм уже видел. И тем, для кого знание сюжета вкратце (в семье, давно живущей в нелюбви, пропадает ребенок) достаточно невыносимо, чтобы фильм не смотреть никогда, а ограничиться рассуждениями режиссера. Вполне себе самоценными. Публикуем фрагменты встречи.
ФОТО предоставлено фестивалем «Заповедник»
- У героев фильма очень обеспеченная жизнь: по-вашему, нелюбовь и обеспеченность, роскошь - связаны?
- Дело, конечно, не во внешних атрибутах и не в комфорте, который мы вдруг обрели. Мне кажется, такая история могла случиться где угодно и когда угодно. Другой вопрос, что часто само время вдруг создает условия для того, чтобы обнаружились какие-то наши грани.
- Как вы сами считаете, для чего этот фильм, «Нелюбовь»?
- Мне кажется, это очевидные вещи. И Достоевский говорил о любви деятельной, и где-то я слышал такую фразу: любовь - это не чувство, это действие. Работа над собой, над отношениями.
Что касается основного нашего намерения - оно было сформулировано одной из актрис, которая пришла на пробы. Она рассказывала: всю ночь читала сценарий, закончила в два ночи - и бросилась в детскую, обняла спящую дочку и как мантру повторяла: прости меня, прости меня. Я спросил, сколько лет ребенку - два с половиной.
Понятно же, что только в каком-то маргинальном случае можно быть по-настоящему виноватой перед таким младенцем, и «прости» в таких случаях ты говоришь как бы вперед, авансом. Зная, что совершишь еще ошибки. И когда я выходил к зрителю, то говорил, что эмоциональной задачей фильма было одно: чтобы зритель пришел домой и обнял своих близких.
- Каково вам быть соавтором сценария?
- Я с легким сердцем делегировал задачу написания сценария своему давнему другу, с которым мы уже 17 лет знакомы, Олегу Негину. В случае с «Нелюбовью» было так. Мы показали Роднянскому, продюсеру, три страницы синопсиса и на основании этих трех страниц он запустил проект.
Когда мы уже все проговорили, Олег «заперся в келье», а мы с Мишей Кричманом (оператор. - Ред.) и художником-постановщиком Андреем Панкратовым искали натуру.
В первом тексте сценария все начиналось со школы, но мне казалось, что очень мало мальчика. Хотелось понаблюдать за ним в его уединении, и это получилось сделать в его прогулке - мы нашли диковинное место в пределах Москвы, Сходненский ковш: лес, река Сходня, из которой выныривают бобры, поглядывают на тебя внимательно. Мы даже огородили деревья железным забором, потому что бобры просто на наших глазах деревья валили.
А где-то за месяц до выхода на площадку, когда актеры подобраны, мы с Олегом обычно садимся и чистим диалоги.
- Интересное музыкальное оформление: какой-то стук, как по наковальне... И еще вопрос: у вас великолепные сцены эротические - были отказы актеров сниматься?
- Композитор - Евгений Гальперин. Ему было 16 лет, когда он уехал из России, много лет живет во Франции и, оказывается, создает музыку для очень серьезных европейских и американских фильмов. Я этого не знал: мы познакомились, когда я привозил «Левиафана» в Париж.
И когда мы уже работали над «Нелюбовью», он написал мне: «Если хочешь, могу предложить музыку». И спросил: «А что за фильм, что там происходит?». Я говорю: «Женя, меньше всего я хочу давать тебе сценарий». Тем более что дистрибутор уже опубликовал что-то вроде синопсиса. Ставить задачу, сжимать этим пленом мне казалось неправильным. Я сказал: «Пиши ровно то, что не можешь не сыграть».
Женя прислал мне несколько треков, на которые я, как он потом рассказывал, не ответил. И он психанул - и сыграл этот трек с «молоточками». Он решил умозрительно: у родителей в тот момент, когда исчез ребенок, одна пронизывающая, выжигающая все мысль, и она долбит, как одна и та же нота, ми. Отправил мне этот трек - и я тут же ему ответил: «Достойнейшее произведение, развивай эту тему».
А про эротику... Вы говорите: «великолепные сцены», а я слышал и такое: «Что за уродство!». Мне этот упрек показался странным. Единственное, что я нашелся ответить: «Вы, наверное, очень много смотрели журнал «Плейбой», где эротика так эстетизирована, что лишена плоти».
На пробах мы сразу сообщали, что будет откровенная сцена. Отказов я не помню. Я, естественно, говорил, что у нас нет цели показывать причинные места, - и сцены решены максимально деликатно, на контровом свету. У нас была задача показать жизненные пространства (героев. - Ред.) во всей полноте, не только работу, но и новую страницу в их жизни, а показать это в самой крайней точке - это обнажить. Я понимал, что такие сцены (у обоих героев. - Ред.) должны быть рифмующимися, и если бы одна не получилась, то и вторая выпала бы.
А на съемках все были молодцы. Мы немного дублей делали - пять-шесть. А то был и такой рекорд - 36 дублей. Труднее такие сцены, кстати, мужчинам даются.
- Может, все поняли концовку фильма, а я нет: думают ли герои, что их сын погиб, или он так и считается пропавшим? (В конце фильма родителей позвали на опознание тела. - Ред.)
- Смотрите какая история. На самом деле совершенно не важно, он это или нет. Актеры знают, что такое предлагаемые обстоятельства: вот мы наблюдаем сцену, а предлагаемые обстоятельства - то, что к ней привело. Если вообразить себе, что было с Женей и Борисом (герои. - Ред.), когда позвонили из поискового отряда и сказали, что нужно прийти на опознание, тело изувечено, но по описанию «подходит»... Что пережила Женя по пути в морг, как она поднялась по лестнице, собралась с силами, сказала: «Я готова»... И когда ей показали - абсолютно все равно, что там. Потому что она, пока ехала, уже его «увидела». Для меня это горнило, такая катастрофа, которая меняет вне зависимости от того, «он» это был или «не он».
Было бы невероятным упрощением, если бы мы сделали тело «узнаваемым» или двинули сюжет дальше, родители сдали бы тест на ДНК и убедились в том или другом. Это был бы бытовой ответ, справка о наличии финала. Мы от этого ушли, чтобы осталась тревога, что ли, о самих себе.
Другой вопрос, что в эпилоге мы видим героев спустя два года в тех же берегах, они не изменились. И вопрос в этом: почему такие невыразимо страшные жизненные опыты не являются горючим для изменения, горючим для той ракеты, которая вынесет нас на другой уровень.
Мы не знаем, что произошло за эти два года. Мы видим, что в их прежней квартире идет ремонт, она уже продана. А значит - судьба мальчика решена.
- Одну из ролей играет молодая актриса из Пскова Марина Васильева. Можно ли сказать что-то о ее творческом будущем?
- Актерская судьба - одно из самых сложных испытаний. Ты вечно ждешь своего режиссера, материала и т. д. Сказать что-то о будущем актера невозможно. Можно только сказать, обладает ли он той мерой энергоемкости, чтобы быть невероятно работоспособным.
Я сам актер и знаю, что это такое. Я учился в Новосибирске, в 16 лет выбрал актерское поприще, это было в 1980 году. Представьте себе: ты мечтаешь о сцене, проживаешь огромную жизнь - и с тобой ничего не случается. В 2002-м, спустя 22 года, я просто устал ждать серьезных предложений и закрыл для себя эту страницу.
Мне невероятно повезло: продюсер, совершенно безбашенный человек (это я про Диму Лесневского), доверил человеку, который закончил актерский факультет, полнометражный полуторачасовой фильм! Это был риск с его стороны, а для меня - осуществление мечты.
- Вы сегодня - один из самых титулованных режиссеров за всю историю российского кино («Золотой лев» Венецианского фестиваля, призы Каннского фестиваля, «Золотой глобус», «Ника», «Золотой орел». - Ред.). Это накладывает ответственность?
- Работу совершают внешние обстоятельства. Тут даже не «назвался груздем»: ты просто делаешь свое дело. Театральные люди знают, что такое «второй спектакль»: это, как правило, провал. Со вторым фильмом («Изгнание». - Ред.) я очень волновался. Но садишься за стол, начинаешь работу над решением мизансцен - и все страхи отступают.
Так же и с ответственностью. Мне кажется, самый легкий способ отвлечься от этого страха - быть честным с самим собой, с замыслом, с командой. Главная задача твоя - фильм, а не ответственность перед мировым сообществом, прости господи, или аудиторией. И тогда точно найдется зритель, который скажет «спасибо».
- Какие психологические склонности должны быть у человека, который хочет стать кинорежиссером?
- Когда мне было 16 лет, я мечтал о сцене, и мне один человек выдал листочек, на котором были перечислены свойства, необходимые для актера. Я не помню ни одного, кроме первого: сочувствие. У режиссера оно тоже должно быть.
Мне кажется, еще созерцательность: нужно уметь наблюдать жизнь. Мне это умение подарил Антониони. Я много раз об этом рассказывал: в 1988 году, когда я учился на актерском отделении в ГИТИСе в Москве, посмотрел его «Приключение». Это, мне кажется, было началом новой эры в кино. Антониони научил будущих режиссеров не стремиться выразить человека через словесные или сюжетные коллизии, а просто наблюдать за ним. В 1959 году на съемках этого фильма актеры даже бойкотировали работу: по сюжету, они ходят и ищут пропавшую героиню, они неделями просто ходили и в конце концов взмолились: да что мы ходим и ходим, дайте нам текст, дайте сыграть что-нибудь!
Необходимый инструментарий легко обрести: несколько занятий на курсах. Но то, что называется киноязыком, не приобретается в стенах учебных заведений. Авторами становятся те, в ком это свойство уже есть. А открывает его - только дерзание.
И еще нужна насмотренность. Мне повезло: на втором-третьем курсе моей учебы в ГИТИСе открылся Музей кино в Москве Наума Клеймана. Я практически ежедневно туда ходил: 12 кинозалов, сеанс за сеансом, и ты ходишь из зала в зал.
Патоку и чепуху по телевизору не смотрите, не портите глаза. Составьте список, наименований двести, и просто смотрите, оно подспудно будет работать.
- Есть ли проблема самоцензуры и как посоветовали бы молодым справляться с внутренним цензором - в дурном смысле слова.
- Совет один напрашивается: отважно идти вперед. Иначе однажды обнаружишь себя на пороге, когда пора подводить итоги, и совестно будет смотреть на свои «заслуги». Мысли о самоцензуре, без сомнения, возникают. Со мной такое было на «Левиафане». Но там надо было просто решиться, свериться со своим внутренним камертоном - уверен ли, за каждое ли слово отвечаешь? Остальные страхи преодолеваются легче. Сошлюсь на одну цитату. Она звучит пафосно, я ее уже приводил не раз. Это Савонарола: «Когда я вижу перед собой страх, я надеваю очки вечности - и страх отступает».
Комментарии