Наука измерять
ФОТО Юрия Белинского/ТАСС
Гость редакции — академик РАН, президент Метрологической академии, почетный гражданин Санкт-Петербурга Владимир ОКРЕПИЛОВ.
В прошлом году индекс промышленного производства в Петербурге составил 109,9 %, это рекорд за последние 12 лет. Индекс производства компьютеров достиг 139,6 %, лекарств — 123 %. Обрабатывающая промышленность выросла на 111,4 %. Такие данные привел на недавнем совместном заседании президиума нового, Санкт-Петербургского, отделения РАН и Союза промышленников и предпринимателей академик Окрепилов. Ученый уверен, что успехи невозможны без «измерения качества», и цитирует Менделеева: «Наука начинается там, где начинают измерять. Точная наука немыслима без меры».
— Владимир Валентинович, в вашей биографии в числе профессий значится «слесарь на заводе»…
— Некоторые журналисты даже ехидничали: «В академики теперь из слесарей избирают». А это просто моя первая рабочая профессия…
Вот мне сейчас 80 лет исполняется, я родился спустя несколько недель после снятия блокады, формально я не «ребенок блокады» — но все‑таки именно в блокаду меня мама вынашивала. И вообще, как «ребенок войны», знал, что такое несыто жить. Когда после Суворовского училища, после армии встал вопрос, где учиться, — понимал: если пойду в институт на дневное, семье будет довольно голодно. Бабушка работала паспортисткой, мама в военкомате, на хлеб еле хватало. И я пошел в Военмех на вечернее. А рядом с домом, на Обводном канале, был завод, и там меня в ученики взял слесарь толковый, руки золотые. На заводе нас, студентов-вечерников, человек тридцать было, но потом из всех только я институт закончил.
— Почему остальные ушли?
— Во-первых, они, как рабочие, уже получали зарплату в два-три раза больше, чем инженер, на которого еще нужно было выучиться.
Во-вторых, совмещать работу и учебу и правда было очень трудно. В 6.45 надо было быть на заводе, в 7.00 — гудок. Мне, как ученику слесаря, разрешалось работать не восемь, а семь часов, бежал домой, успевал что‑то в рот набросать — и до десяти вечера сидел на занятиях в институте. Дома надо было подготовиться к следующим занятиям, раньше полуночи не ложился. И так каждый день. Это тяжело не просто по режиму, но и потому, что и сам вуз технический, «трудный». Тем более для меня: меня бог скорее творческими талантами наделил — я пел, на скрипке играл, на пианино.
К слову, я на курсе был одним из самых молодых. Это были шестидесятые годы, страна продолжала восстанавливаться после войны, у большей части людей было в лучшем случае среднее техническое образование. А на предприятиях уже требовалось высшее инженерное. У меня в группе средний возраст студентов-вечерников был 40 лет, а кому‑то и 50. То есть многие в предпенсионном возрасте «корочку» о высшем образовании получали — купить диплом тогда было невозможно.
Когда я третий курс окончил, перешел работать технологом, на последнем курсе стал инженером в конструкторском отделе.
— И ни разу не было соблазна бросить учебу?
— У меня было очень четкое представление: чтобы двигаться дальше, надо получить высшее образование. Мне никто этих принципов не внушал. Просто всегда хотелось чего‑то достичь. И было представление, что без высшего образования не обойтись.
Мне и руководить очень хотелось. Но не в смысле командовать — а просто была уверенность, что смогу работать с людьми. А для руководящей работы высшее тоже необходимо. Сейчас трудно себе представить, но у комсомольских лидеров в районах, на предприятиях почти ни у кого не было институтского образования, хотя оно требовалось. Все или имели среднее техническое, или, в лучшем случае, еще только учились в вузе. Я в комсомоле небольшой период работал, но это очень хорошая школа, пригодилась в жизни.
— Вы, кажется, едва ли не единственный петербургский академик «по экономике». Как вы, «технарь», повернули в сторону совсем другой науки?
— Первая кандидатская диссертация у меня была техническая: в Военмехе мы разработали технологию по обслуживанию машин в шахте. Оставалось только защититься. Но меня к этому времени уже всерьез интересовали проблемы качества. В 1970‑е создавались первые международные стандарты качества. Я понимал, что их нужно не только рассматривать с технической точки зрения, но и оценивать их экономический эффект. А значит, надо было менять специальность.
И я отказался от защиты уже готовой диссертации и пошел в аспирантуру в Финэк. И новую кандидатскую писал уже там. Как раз по системам управления качеством. Это, кстати, была первая в стране защита в этой сфере. Конечно, и раньше исследовали вопросы надежности, долговечности продукции. Но, повторю, не подсчитывали экономический эффект. Теперь во всем мире понимают, что без таких подсчетов — никуда.
Вообще в разработанном мной научном направлении «экономика качества» три составляющие: стандартизация, метрология и управление качеством.
Метрология, наука об измерениях, имеет очень древние корни. Чтобы на тысячелетия надежно сложить пирамиды в Египте, требовалось очень точно вымерять все блоки. Важность метрологии легко объяснить даже ребенку. Что будет, если самолет летит, а датчик высоты у него неверно работает? Или в котельной датчик не сработал, и котел взорвался.
Во всех странах развитие метрологии — государственная задача. Знаете, кому при князе Владимире, а это Х век, доверяли поверять всяческие эталонные измерения веса, длины? Епископу. Подразумевалось, что он честен, порядочен. А за нарушения в тех или иных измерениях были наказания вплоть до казни. Потому что от точности зависело все, в том числе изготовление оружия.
Но первое международное метрологическое учреждение появилось не так и давно: в 1885 году — Бюро мер и весов в Париже. Тогда страны договорились сравнивать национальные эталоны. Чтобы «французский» килограмм был такой же, как «русский», «английский» и так далее.
Согласование стандартов появилось позже, в начале ХХ века. Началось с МЭК, Международной электротехнической комиссии. В производство внедрялось электричество, появлялись работающие на нем конвейеры — стандартизация нужна была в том числе для безопасности.
Международная организация по стандартизации возникла только после Второй мировой войны. Стало развиваться управление качеством продукции: у нас, уже в 1970‑е, мне довелось быть одним из тех, кто этим занимался. Первой была Львовская система управления качеством продукции. Потом появилась Днепропетровская, а затем — Ленинградская территориальная система управления качеством. К тому времени у нас был уже и международный опыт стандартизации…
— Как он в стране внедрялся?
— Среди тех, кто внедрял, были люди из авиации, а там стандартизация — самая лучшая. По понятным причинам. И она вся основана на международных требованиях, ведь самолеты и продаются, и летают по всему миру. И мы с англичанами стали инициаторами создания международных стандартов именно по управлению качеством.
Я объясню просто общий принцип выработки этих стандартов. Они не зависят от общественного строя, от формы собственности (государственное предприятие или частное), от размеров предприятия, от отрасли (действуют везде — на транспорте, в строительстве, туризме, медицине). Вклад стандартизации в ВВП сейчас во многих странах достигает 27 %, в производительность труда — до 30 %.
Взять на себя обязательства соответствовать определенному качеству продукции или услуг — дело добровольное. Но ты на рынок выйти не можешь, если у тебя нет сертифицированной системы оценки качества твоей продукции. Посмотрите на современные крупные предприятия: руководитель, отвечающий за вопросы качества, имеет ранг не ниже вице-президента компании.
Стандарты распространяются на все сферы деятельности. Можно оценивать не только продукцию, но и управление, социальные вопросы, устойчивое развитие городов и стран. Есть даже относительно новый международный стандарт по противодействию коррупции. В итоге все сводится к интересам потребителя: продукция и любая деятельность должны быть безопасными, качественными.
В международной организации по стандартизации есть технические комитеты. В них специалисты разрабатывают стандарты по отраслям. И во всех технических комитетах есть эксперты из России. Несмотря ни на какие геополитические сложности. Система работает. Смотрите: санкции, контрсанкции, страны дружественные и недружественные — но все это не касается измерений. Государства по‑прежнему поверяют свои эталоны, сравнивая их с эталонами других стран.
— Но вы в одном интервью сказали, что сейчас некоторые иностранные стандарты для России стали недоступны.
— Да. Например, если раньше нам подходил какой‑нибудь стандарт, выработанный другой страной, мы могли просто перевести его требования на русский язык и спокойно пользоваться, распространять по стране. Сейчас это невозможно. Что не критично: у нас ведь есть своя система стандартизации, мы сейчас новые стандарты создаем за полгода — раньше это занимало несколько лет.
Проблема в ином. Стандартизация невозможна без той же метрологии. В области измерений Россия является одним из лидеров в мире. Это значит, что у нас достаточно компетенций и возможностей, чтобы точнейшим образом измерить любые величины. А без точности измерений, повторю, немыслимо качество.
Но получилось так, что умы в метрологии работают наши, а значительная часть приборов для измерений — импортная. Как казалось нормальным ездить на импортных автомобилях, так было нормальным и закупать зарубежную приборную технику. Вот ее надо менять на отечественную.
С уже существующими государственными эталонами проблема в принципе решена, все они действуют на отечественных разработках, но ведь их надо совершенствовать, новые постоянно делать. Например, в нанотехнологиях: там совсем другие виды и уровни сложности измерений. Или, представьте себе, каким должен быть стандарт для искусственного интеллекта. А в этой сфере создаются уже сотни новых стандартов. И везде теперь нужна своя приборная база, свое программное обеспечение.
Я приведу в пример ГЛОНАСС. В 1990‑е годы все импортные автомобили были оборудованы только зарубежными спутниковыми системами навигации. Когда мы стали развивать ГЛОНАСС, нам говорили: зачем, есть же готовое?! Представьте, что было бы, если бы нас отключили от навигации, а своей системы у нас не было бы.
Теперь обратимся к управлению качеством, третьей составляющей экономики качества. В Стратегии социально-экономического развития Санкт-Петербурга, в создании которой вместе с другими ведущими экономистами России мне довелось участвовать, впервые написано, что главная ее цель — повышение качества жизни горожан. Кажется, просто слова красивые. Но в других стратегиях этой цели вообще нет, хотя именно ради нее все и делается.
Мы в Институте проблем региональной экономики РАН (я являюсь его научным руководителем) разработали новую методику оценки качества жизни. Например, в ООН этот показатель в той или иной стране оценивают всего по трем параметрам: ВВП на душу населения, уровень образования и продолжительность жизни. Но, чтобы анализировать ситуацию в регионах, показателей нужно намного больше, все они влияют друг на друга. К примеру, что сказывается на продолжительности жизни? Количество поликлиник и наличие оборудования в них, помощь от государства, размеры пенсий, питание — да много чего.
Свои рейтинги качества жизни в регионах делают агентство РИА, Агентство стратегических инициатив — у него показателей, кажется, больше 130. А у нас — 36, потому что эти показатели отработаны давно при внедрении международных стандартов в организации любого управления.
— Владимир Валентинович, у вас среди наград есть «за популяризацию науки». Это за ваши книги о Менделееве?
— Не только. Награда, кстати, от самой Российской академии наук.
Считаю популяризацию очень важным и нужным делом. Я человек ищущий. Например, когда в 1986 году пришел директором в Центр стандартизации и метрологии (ныне это ФБУ «Тест — С.‑Петербург»), узнал, что вторым, после самого Менделеева, его возглавлял Шостакович. Дмитрий Болеславович. Отец великого композитора. И Дмитрий Дмитриевич Шостакович родился в стенах этого учреждения. Мать его работала в нем долгие годы.
Мы тогда с коллегами написали первую книжку об истории центра, берущего свое начало с первой поверочной палатки торговых мер и весов, созданной Д. И. Менделеевым, о самом Менделееве. Причем нас интересовали воспоминания не столько родственников, сколько сторонних людей. Например, сотрудники, которым довелось с Менделеевым общаться, из поколения в поколение передавали: хороший он был — и выпить с нами мог, и поговорить, терпеть не мог лентяев и тех, кто только на себя работает. И очень гордый был.
Менделеева больше знают как химика, но для меня и коллег он в первую очередь метролог. В Депо образцовых мер и весов Менделеев пришел из Университета. Он заступился за бастующих студентов, написал прошение об отставке царю: ставки профессорские выделялись с ведома императора. Представьте себе: профессору по тем временам была положена своя квартира, дрова, выезд, кухарка и прочее. И когда Менделеев лишился должности, то лишился и дома. Друзья ему помогли, он устроился в депо.
Важно, что Менделеев понял: для такой огромной страны как Россия, одной организации, управляющей всей метрологией, недостаточно. Везти единицу измерительную из Петербурга куда‑нибудь на Чукотку по тем временам было просто невозможно. И предложил создать систему метрологических палаток по стране. И сейчас в каждом регионе есть центры стандартизации и метрологии, а первый был создан в нашем городе. Я больше 30 лет возглавлял наш центр «Тест — С.‑Петербург».
Есть у меня книги, посвященные Ломоносову, первую из них готовили к 300‑летию со дня его рождения. Были книги о нобелевских лауреатах по экономике, о выдающихся метрологах, к которым я, кстати, и Петра I причисляю. Я работаю в петербургских вузах, поэтому стараюсь постоянно готовить учебные пособия для занятий, рассказывающие о последних научных достижениях в сфере качества. В ГУАПе издали первый учебник по цифровой метрологии, в Экономическом университете сдаем в печать учебник по цифровой стандартизации. Но важнейшими в жизни считаю две свои монографии — «Эволюция качества» и «Экономика качества».
— У вас ведь вся семья в метрологической сфере работает?
— Да: жена, два сына — специалисты в сфере качества, в метрологии и в сертификации. Внуку шесть лет, не знаю пока, заинтересуется ли. Но книжки детские для него есть: «Занимательная метрология» и «Занимательная стандартизация». Коллеги считают, что они у меня удачными получились.
К нам как‑то на конференцию зарубежные метрологи приезжали, руководители крупнейших международных организаций, спрашивали: вот у вас в России не очень много денег на это направление выделяется, зарплаты ниже, чем у нас, — а как вам удалось оказаться лидерами в мире? Я отвечал: во‑первых, потому что есть система, заложенная еще Менделеевым, центры стандартизации и метрологии в разных регионах. А во‑вторых — у нас метрологией занимаются люди, которые эту профессию любят и в этой сфере поколениями работают.
В Петербурге сейчас ВНИИ метрологии имени Д. И. Менделеева создает такую «поколенческую» историю, метрологический кластер. В него входят не только предприятия, вузы и техникумы. Метрологические классы вводятся в некоторых школах. Даже свой «метрологический» детский садик появился! Учат измерять.
Комментарии